Автор: TABUretka
Бета: Staisy_
Пейринг: Мориарти/Шерлок
Рейтинг: PG-13
Жанр: слэш, детектив, драма
Размер: миди
Предупреждения: ООС, нецензурная лексика, жестокость, таймлайн – финал эпизода The Great Game, пре-сериал: минус десять лет.
Саммари: рассказ о камнях, сквозняках, переменчивых константах и непреложных переменных.
Дисклаймер: Мы опутали своими сетями весь Лондон, но нам все равно ничего не принадлежит
Примечание: Фик написан для "Большой Игры Шерлока Холмса" на Slash World форуме
Тема задания: кейс-фик по Sherlock bbc
читать дальшеТеорема (греч. theorema, от theoréo — рассматриваю, исследую) - предложение некоторой дедуктивной теории, устанавливаемое при помощи доказательства. Каждая дедуктивная теория (математика, многие её разделы, логика, теоретическая механика, некоторые разделы физики) состоит из теорем, доказываемых одна за другой на основании ранее уже доказанных; самые же первые предложения – постулаты - принимаются без доказательства и являются, таким образом, логической основой данной области дедуктивной теории
I've painted a face where I burnt the floor
Now the face has become my devil's door
Laying in the back room
On my dirty sticky floor
David Gahan, «Dirty sticky floors»
Доказательство: начало
Когда-то давно, в прошлой жизни — на прошлой войне — Джон выяснил, что у каждого свои ощущения от лазерного прицела. Кто-то считает, что это похоже на пристальный взгляд, на ледяное прикосновение, кто-то чувствует покалывание.
Джону казалось, что по его коже ползают сотни жуков. Сердце, только успокоившееся после предыдущей порции адреналина, снова начало прыгать вверх-вниз, словно абсурдное анатомическое йо-йо. Уотсон не был трусом, нет, но он не был готов расстаться с жизнью сию минуту.
А Мориарти улыбался. Во имя всего святого, он был просто психом, абсолютно больным, невменяемым уродом, таких в Афганистане набирали в качестве смертников. Те хотя бы умирали за веру или за идею, а ради чего собирался сдохнуть этот клоун? Может, он считал, что огонь, осколки, куски тел — весело?
Джон мысленно осекся, вспомнив, о ком, собственно, думает. Мориарти действительно так считал.
Лица Шерлока он не видел, но надеялся, что тот не улыбался точно также. Впрочем, следующий поступок переплюнул любые представления о сумасшествии, куда уж там каким-то мимическим проявлениям. Шерлок опустил пистолет.
Не просто отвел его в сторону, а размахнулся и к чертовой матери выкинул в бассейн его армейский браунинг. Джон неверяще смотрел, как по воде расходятся круги.
— Я сдаюсь, — заявил Холмс. — Понятно? Давай, злорадствуй. Это, конечно, трудно назвать озером, но… — Розовый айфон полетел вслед за пистолетом.
Взгляд, которым Мориарти проводил выброшенный коммуникатор, можно было назвать удивленным.
— И откуда в тебе столько патетики и драматизма?
— Во мне?! Я не устраивал игру-многоходовку, вместо того, чтобы просто позвонить, — Шерлок нервно взмахнул руками, и Джон испугался, как бы снайперы не восприняли жест
как агрессию.
— Милый мой, да ты места себе не находил от скуки. Занимался такой мелочевкой, что смотреть было жалко, — огрызнулся Мориарти.
— А ты смотрел? — Джон вздрогнул от неожиданности, когда из голоса Шерлока исчезли все язвительные интонации. Таким тоном люди обычно спрашивали о чем-то очень, жизненно важном.
— Не отрываясь. — Улыбка Мориарти растаяла, уступив место несовместимой с этим человеком печали.
— Убери своих стрелков.
— Убери своего доктора. Он перегрызет мне горло при первой же возможности.
Шерлок повернулся к Джону.
— Я никуда не уйду без тебя, — заявил Уотсон, прежде чем Холмс успел открыть рот.
Растеряно посмотрев на него, Шерлок снова перевел взгляд на Мориарти. Тот театральным жестом прикрыл глаза рукой.
— Хорошо, Джон, только не геройствуй больше. Пожалуйста.
Шерлок, произнесший слово «пожалуйста» добровольно, пусть и под дулами винтовок — куда катится мир? Уотсон ошарашено кивнул.
— Свободны, мальчики, — крикнул Мориарти, и эхо пронеслось над мерцающей водой. Красные точки прицелов исчезли.
Освободившись от жуткого скребущего ощущения, Джон решил было подняться на ноги, но тут же почувствовал, как колени подгибаются вновь. Видимо, окружающая действительность еще не исчерпала лимит своей неадекватности, подсовывая взору Уотсона все новые и новые невозможные картины.
Вот Шерлок перешагнул через взрывчатку. Вот Мориарти схватил его за отвороты пиджака, развернул и прижал к одной из перегородок. Только Джон хотел сорваться с места, чтобы прийти другу на помощь, как этот самый друг чуть наклонился, прихватывая зубами нижнюю губу Мориарти… какого дьявола?!
В следующий момент, издав невнятный рык, Мориарти засунул язык в рот Шерлока.
Язык. В рот. Они целовались.
Джон видел, как люди целуются, и он не имел ничего против мужских пар, видит Бог, но Шерлок и этот маньяк… В двенадцать лет он точно также смотрел фильмы ужасов — почти парализованный зрелищем, не в силах оторвать глаз.
Одна рука Мориарти вцепилась в волосы Шерлока, заставляя того наклонить голову, вторая беспорядочно шарила по талии и бедру. Холмс же беспощадно сминал ткань дорогого костюма, вцепившись в узкие плечи, прижимая к себе.
Удивление и шок понемногу проходили — в конце концов, его сосед слишком часто вытворял вещи, выходящие за все мыслимые и немыслимые рамки. К тому же, учитывая события последних недель, Мориарти вполне подходил под определение «работа», так что — с точки зрения логики Шерлока — происходящее могло быть нормальным. Джон не собирался инвертировать собственное восприятие подобным образом, но подкручивать настройки, чтобы оставаться в курсе, он уже привык.
Уотсон все же принял вертикальное положение и теперь просто наблюдал.
Мориарти оторвался первым, даже сделал шаг в сторону, словно боялся, что самоконтроля не хватит.
— О, боже-боже. — Он облизал губы. — Я знал, что тебе просто нужно время, но десять лет — чересчур долгий срок, ящерка.
Шерлок откинул голову назад, улыбаясь. Взъерошенные волосы и румянец на скулах превращали его в мальчишку.
— Десять лет без этого идиотского прозвища. Ах, прощайте, прекрасные времена.
Оба не обращали на Джона никакого внимания. Они тяжело дышали и смотрели только друг на друга. Так смотрят на противника при ближнем бое, стараясь не упустить ни одного движения.
— Ты великолепно играл. — Мориарти, засунув руки в карманы, ногой отшвырнул взрывчатку еще дальше. — Я все ждал, что ты сломаешься в лаборатории.
Шерлок хмыкнул.
— Там я так вцепился в микроскоп, что чуть не сломал его. Да нет, — он поправил безнадежно измятый воротник. — Ближе всего к провалу я был, когда таксист произнес твое имя.
— Вот лживая тварь! Ему же заплатили за молчание.
— Ну, возможно, я применил не совсем честные методы…
Глаза Мориарти блеснули.
— Какие?
— Возможно, я наступил каблуком на его простреленное плечо, — произнес Шерлок небрежно.
— Что?! — вырвалось у Джона. Никто не обернулся к нему.
— Я же говорил, что со временем границы совсем стираются. Твой сосед может позволить себе сладкое заблуждение. Даже мило — ходить и тыкать пальцем: это — хорошо, а вон то — плохо. — Мориарти снова подошел к Шерлоку. — Пытаться отличить яд от безвредной пустышки.
— Кстати о яде и пустышках, — Холмс чуть прищурился: — Какая из таблеток была отравлена?
— Шерлок, ты серьезно? То есть, вполне представляя степень твоей скуки, я бы, по-твоему, привнес в игру элемент реального выбора?
— Я знал!
— Неправда.
Невидимая связь между ними была заметна и прежде. Ей не мешали ни телефонные переговоры через третье лицо, ни оружие, направленное друг на друга. Теперь, не сдерживаемая никакими внешними факторами, эта связь ощущалась в полную силу.
Люди, стоящие напротив Уотсона, были очень разными по характеру и нраву, не говоря уж о внешности. Но в то же время, они несли в себе отпечаток равенства. Со своей таинственной общей историей, извращенными представлениями о морали они могли общаться исключительно взглядами, словно угадывая мысли.
За те несколько минут, пока длился их дикий диалог, Джона ни на мгновение не отпускало чувство надвигающейся катастрофы. Он думал о жителях Помпеи, смотрящих на клубы дыма в небе, об атлантах, наблюдающих за огромной волной.
— Шерлок, ты объяснишь, что происходит, или я, как низшее существо, недостоин знать? — Уотсон не хотел грубить, но усталость и злость навалились на него: весь прошедший бесконечный день он слышал отзвуки команд в голове, команд от человека, которому Холмс улыбался как никому другому. Последняя мысль вызывала особую горечь. — Вообще-то, этот тип пытался меня убить.
Вместо Шерлока ответил Мориарти, заставив Джона буквально затрястись от ярости.
— То, что ты готовишь ему завтраки, не придает тебе особой ценности.
— Уж не ревность ли я слышу? — процедил Уотсон, понимая, что ступает на опасную территорию. — Насколько же низкая должна быть самооценка, чтобы ревновать к инвалиду-натуралу?
— Джон, ты спятил?! — Шерлок все-таки вернул себе дар речи. Он ухватил Мориарти за локоть, удерживая того на месте. — Даже не думай. Даже, мать твою, и не мечтай, Джим, он мой друг.
— Убери руку. Я просто скажу ему пару слов, обещаю.
Мориарти подошел к Джону и произнес едва различимо:
— Кого ты хочешь обмануть? Твоя ориентация, физическое здоровье — все не при чем. Ты не любишь мужчин, так? Тогда почему тебя задевает, что я знаю Шерлока дольше? Лучше. Глубже, — последнее слово он почти выдохнул на ухо Джону. — Посмотри на него. Разве ты не хочешь, чтобы он остался с тобой навсегда, чтобы он ждал твоего внимания, твоих похвал? Ты жил с Шерлоком Холмсом под одной крышей. И это было лучшее время твоей жалкой, ничтожной жизни. Я прав?
Джон не заметил, когда его дыхание сбилось, он полностью сосредоточился на бледном лице, которое виднелось за плечом Мориарти, на воспоминаниях о том, как льстил ему одобряющий взгляд внимательных серых глаз.
— Я прав? — повторил Мориарти.
— Да, — Джон не узнал своего голоса.
— Умница. Сдохнешь в страшных мучениях, если когда-нибудь приблизишься к нему ближе, чем я позволю, — чернота, глядящая на Уотсона в упор с безразличием двустволки, была матовой, поглощающей любой свет. — Возвращайся к Саре, Джонни-бой, пока с ней не случилось чего-нибудь… неприятного. Я позабочусь о Шерлоке. Пошел вон.
Джон уже восстановил дыхание, а вместе с ним и здравый смысл, однако было поздно. Он только что отказался от Холмса. Этим нелепым, вырванным из контекста…
В самом деле?
… «да» он перечеркнул все. Зачем, зачем он вообще заговорил?
— У меня дар убеждения. — Усмешка Мориарти была холоднее льда. — Мог бы стать отличным продавцом. Но не судьба.
— Он не останется с тобой, — покачал головой Джон. — Он не такой.
— Не испытывай моего терпения. Разозлишь меня — пострадает Сара. Или Гарри. Или миссис Уотсон. Я еще не решил.
Скрипнув зубами, Джон поборол желание взглянуть на Шерлока еще раз и на ватных ногах вышел за дверь.
***
Шерлок думал обо всем одновременно, потому что не мог сосредоточиться на чем-то конкретном, выделить самое важное. Не сейчас.
С одной стороны — за дымчатым стеклом проносился дымчатый ночной Лондон, с другой — на кожаном сидении развалился Джим.
Джеймс. Да нет, все-таки Джим, кого он обманывает...
Шерлок не слишком гордился прошедшими годами. Маленькие проблемы с зависимостями превратились в большие неприятности с наркотиками, компромиссы были мучительны, а преступления — убоги и лишены всякой искры. Но, как ни крути, а время пролетело-проползло, он стал старше. Люди ведь привыкли дорожить своим драгоценным жизненным опытом.
А сейчас Шерлок чувствовал себя выдернутым из контекста. Из календаря. Из кошмарного сна.
Они выскочили за пределы города, бесстрастный водитель стабильно гнал фантом за сто по пустынной дороге. Если бы фонари бешено не мелькали снаружи, Шерлок бы и не заметил, что они вообще движутся.
— Равномерно и прямолинейно. Не наш вариант, хм? — Джим почти лежал, и казалось, что глаза его закрыты, но на самом деле Холмс ощущал его взгляд из-под опущенных ресниц. Мориарти чуть улыбнулся: — У нас с тобой постоянные перегрузки, ускорения, перерасход энергии.
— Ненавижу физику.
— Я помню. — Рука Джима дернулась к лицу, остановилась на полпути, упала обратно на бедро. — Представляешь, до сих пор иногда хочется поправить очки.
Отражение Шерлока понимающе кивнуло. Отражение Шерлока не могло заставить себя повернуться к отражению Джима.
— Мы едем в какое-то конкретное место?
— Пока мы просто едем.
Приглушенное урчание двигателя и шорох шин были единственными звуками, нарушавшими тишину.
— Что ты сказал Джону?
Мориарти скривился.
— Что нехватка мозгов спасла его шкуру.
— Ты неисправим.
— О Боже, нет. Я бы не пережил собственное просветление.
Оба тихо рассмеялись. Смотреть на неизменное за окном больше не было сил, и пришлось повернуть голову.
Джим изменился. Дело было даже не в костюме, не в стрижке, да и вообще не во внешности. Он наконец-то научился держать себя в руках, показывать наигранное, скрывать настоящее. Шерлок бы даже сказал, стал в этом профессионалом.
— Тебя стало труднее читать, ящерка, — заметил Мориарти. — Жаль, я не видел, как ты закрывался. Не вблизи, не в деталях. Уверен, это было красиво.
Шерлок мог бы заметить, что ломка вряд ли попадала под определение «красиво», но он знал, что Джим имеет в виду. Любое филигранное насильственное изменение природы было прекрасно по определению, не важно, превращение ли графита в алмаз или распад органики под действием кислоты.
— Удивляюсь, как вы не передрались с Майкрофтом, следя за мной.
— Правда? Мне кажется, все так очевидно.
— Нет, — Шерлок покачал головой, хотя его губы неудержимо расползались в торжествующем оскале. — Не-е-ет. Джим! Ты его обставил?! Ты, ублюдочный ирландец, обставил Майкрофта! Как давно?
Мориарти довольно прищурился, после чего натянул на себя маску скромного святого, молитвенно сложил руки на груди.
— Шесть лет, — ответил он, потупив взгляд, чтобы ненароком не выпустить чертей. — Шесть лет твой бесконечно занудный братец не подозревал о сливе информации. Я просто блядски хорош, не так ли?
— Воистину! — От избытка чувств Шерлок хлопнул в ладоши.
В этот момент машина начала усердно вписываться в крутой поворот на проселочную дорогу. На такой скорости и с такими габаритами успешный исход составлял процентов пятьдесят, но шофер выкрутил-таки руль. Движение снова перестало ощущаться. Шерлок, которого буквально бросило на Мориарти, вздрогнул, когда шею обожгло дыханием.
— Скажи это.
— Джим…
— Не говори, что я знаю.
— Но ты же знаешь. Мне кажется… — Шерлок вдохнул запах горьковатого парфюма, проваливаясь, падая. Падая. — Все так очевидно.
— Просто скажи.
Господи, прикосновения — которые он помнил наизусть, как люди помнят молитвы, как учат ноты, как врезаются в память слова колыбельной. На слух, на ощупь, навечно.
— Я скучал.
***
Он открыл глаза, когда на востоке начал заниматься рассвет. Шерлок заметил, что мотор замолчал, но не мог точно сказать, сколько времени они провели на обочине узкой дороги. За рулем никого не было. Мориарти полулежал на его плече, черные волосы касались щеки Шерлока.
— Прогуляемся? — поднимаясь, предложил Джим бодрым голосом. Холмс не купился, подмечая круги под глазами и то, как угольные брови хмурились, образуя едва заметную складку на переносице. Тяжело притворяться перед человеком, которому известно, куда смотреть.
— Только не говори, что романтики ради решил вышибить мне мозги в лесу. — Холмс распахнул дверь, ныряя в разбавленную темноту и сырой воздух.
— Какие еще будут предположения? Будем считать, что я нуждаюсь в услугах консультирующего детектива. Изотри меня в порошок своей гениальной дедукцией, — кривлялся Мориарти, пока они пробирались по раскисшей, покрытой рыхлым снегом земле к полосе деревьев.
Шерлок огляделся, пытаясь не обращать внимания на озноб и не сутулиться под мартовским ветром, забирающим тепло разгоряченного тела. За это он ненавидел физику тоже — законы сохранения, от более нагретых к менее, распределение энергии до тех пор, пока источник не иссякнет. Все бы ничего, но ведь так оно и было на деле. Вязкая среда обычных людей вытягивала из его рассудка самое ценное и, сыто посмеиваясь, наблюдала, как он гаснет.
Позади, на достаточном расстоянии, виднелись крыши коттеджей; впереди, за черными стволами однотонным серым полотном тянулось поле, переходящее в небо. Граница между ними угадывалась лишь благодаря зеленоватому свечению рассвета.
— Из бассейна мы вышли без двадцати час, минут через пятнадцать выбрались из Лондона. По автостраде M-40 ехали около тридцати минут, со скоростью, ну, допустим, девяносто миль в час — значит, сорок пять миль на северо-запад, потом свернули на А-40, еще раз — с Лондон-роуд на уиндмиллскую, и это уже даже смешно, потому что я был прав, а ты стареешь и становишься предсказуемым. Мы в конце Хилл топ роуд, и перед нами чертов оксфордский соуфилд. Учитывая, что сейчас пять утра и капот мертвецки холоден, мы стоим здесь уже часа три, — Шерлок перевел дыхание, отводя в сторону сломанную ветку. Гнилая древесина треснула, звук прокатился по ватному оцепенению рощи, вспугнув жирного ворона. Лениво взмахивая крыльями, он чернильной кляксой взмыл из-под корней дуба на ближайший сук.
— Никогда больше! — крикнул ему вслед Джим, по-птичьи склоняя голову на бок и подражая карканью. — Никогда больше!
Шерлок готов был спорить на что угодно, что ворон посмотрел на Мориарти как на идиота.
— Когда человеческая раса вымрет, эти твари не будут кружить над трупами. Они полетят в безлюдные супермаркеты — клевать чипсы и кукурузные хлопья. Умники. — Джим свернул влево, обходя густые заросли кустарника и глядя исключительно под ноги, но Шерлок знал, что последнее слово относилось и к нему тоже. — Теперь, когда ты рассказал об элементарных вещах, может, приступишь уже к чему-нибудь повкуснее? Зачем мы здесь?
— Джим, в это время года и суток ключевым словом в твоем вопросе становится «здесь». Мы могли бы поговорить в машине. Или в кафе — вообще говоря, любое место со стенами и крышей подошло бы.
— Ты недоволен, но все равно идешь за мной. Наверное, виноват мой природный магнетизм.
Шерлок закатил глаза.
В этот момент они вышли на опушку. Складывалось ощущение, что они из настоящего мира попали в макет реальности — не хватало только координатной сетки, накинутой на белое трехмерное пространство. Свечение на горизонте сменило оттенок на более теплый.
— Люблю этот вид. Всегда любил, он умиротворяет. Тебя разве нет? — Джим издевательски развел руками.
— При такой температуре мало что кажется мне умиротворяющим.
— Не будь занудой. Зато тут точно нет прослушки Майкрофта, и за нами точно никто не следил. Но ты можешь считать, что я спятил, и у меня ностальгия. Истина где-то рядом. Кстати, об истине. — Он повернулся к Шерлоку. — Ты так и не ответил.
Носком безнадежно испорченного ботинка Холмс пнул желудь, обнаружившийся в черной прогалине. Четыре шага на юг, три шага на север, разворот, разворот.
— Предыдущие годы тебя устраивало лишь наблюдение, и, исключая для простоты выкладок твою вывернутую логику, допустим, что ты нормален — хотя бы приблизительно. Таким образом, должно было произойти нечто важное, способное вывести тебя на новый уровень взаимодействия с объектом, то есть со мной. Появилось какое-то дело. Сделка, деловое предложение, заставившее тебя пойти на контакт. Вряд ли проблема, с ними ты всегда предпочитал разбираться самостоятельно. Вряд ли что-то срочное, ты бы не затеял такую долгую игру. А раз время не играет роли, значит, это что-то очень масштабное. — Он остановился посередине вытоптанной им дорожки. — Конкретнее сказать не могу, не хватает данных.
Мориарти кивнул.
— В целом ты прав, — протянул Джим и замолчал. Он стоял в слабом отраженном свете выцветающих сумерек, ехидный, маленький, нелепо выглядящий в своем «вивьен вествуд» костюме посреди снега и неба. Облизав губы, он снова открыл рот и не произнес ни слова. Он словно возвращался к себе, к тому Джиму, которого Шерлок помнил. Словно «здесь» было не местом, но временем.
— Ты не все знаешь, — наконец проронил он. В черных зрачках разгоралось прежнее пламя — или это были отблески грядущего солнца, первых лучей, скользящих по белой равнине. — Исследования Маккензи, его научные работы. Его недостижимая цель, помнишь?
Шерлок медленно кивнул.
— Что, если она оказалась не такой уж недостижимой? Что, если у него получилось вывести это уравнение?
Над горизонтом появился край алого диска. Шерлоку казалось, что одновременно с солнцем из-под земли вылезает нечто жуткое, старый скелет в лохмотьях и ошметках гнилой плоти. Выбирается наружу правда.
— Ты сам говорил, что это невозможно.
— Я ошибался. Людям свойственно ошибаться.
«Красное солнце на восходе — к большому ветру». Шерлок слышал голос кухарки так ясно, как будто она стояла у него за спиной. Он уже не был уверен, отделяла ли его от прежней жизни одна ночь или десять лет, или секунда. Большой ветер подхватил его и кружил в своих объятьях, не давая вздохнуть.
— Откуда ты… откуда? — Больше всего ему хотелось усесться прямо на утоптанный снег.
— Бумаги у него на столе. Файлы в компьютере. Какая разница, откуда? Главное, что оно существует. И полгода назад была закончена программа.
Шерлок смотрел на него. На человека, который синтезировал Святой Грааль. Смотрел на макет мира — уже не чистый лист, а залитое кровью полотно. На задворках сознания вертелась мысль, что это прекрасно.
Графит в алмаз, плоть в прах.
— Так вот чего я не знал. Вот почему ты… — начал Шерлок.
— Не делай поспешных выводов, как в тот раз.
— Хочешь сказать, я был неправ? Я?
Мориарти подошел ближе, двигаясь легко и стремительно, не отрывая от Шерлока взгляда.
— Я предлагаю тебе мир. Весь этот мир, неплохая игрушка, хочу заметить. Прежде чем ты скажешь «нет», я прошу тебя об одном.
— О чем? — Шерлок равнодушно заметил, что голос сел.
— Вспомни все, еще раз. С самого начала.
@темы: Rating: PG-13, Serial: Sherlock, Category: Slash, Category: Angst, Fanfiction
Он летел. И не было сна ужаснее в его жизни, чем этот, повторяющийся с незначительными вариациями.
Он летел, а пространство вокруг искажалось, перекручивалось, и он знал, что оно не позволит ему лететь вечно. Выброшенный нечеловеческой силой, он достигал пика, самой верхней точки баллистической траектории, и полет превращался в падение.
Мир был неправильным, и это разрывало его, опустошало. Ребенком он ощущал всепоглощающее горе и наяву, теперь же оно возвращалось во сне, к счастью, не слишком часто.
Каждый раз после таких полетов он просыпался в ужасе, с трудом справляясь с дыханием, рвущимся наружу всхлипами. Тем утром он пытался продраться сквозь зыбкую темноту огромной пещеры. С невидимого потолка монотонно капало, странно глухой звук не отражался от далеких, но давящих стен. Пахло солью и еще отчего-то сырым деревом, бензином, растворителем, а сильнее всего — железом, как будто он летел над заброшенным ржавеющим заводом, и сейчас, через секунду, его ждало падение на заваленную острыми обломками землю. Мускулы сжались, готовясь к столкновению, и, конвульсивно вздрогнув, он проснулся.
Явь встретила его немилосердной болью во всем теле, словно он и правда пару раз упал с приличной высоты. Казалось, что болело все, начиная от костей и заканчивая глазными яблоками. В этом не было ничего удивительного, учитывая, как прошел вчерашний вечер. Шерлок сел, скривился и, превозмогая дурноту, рывком поднялся с матраса.
— Наконец-то, — донеслось из-за книжного шкафа, стоящего посреди комнаты. В просветы между книгами на нижней полке виднелся всклокоченный черноволосый затылок. — Чувствуешь себя королем мира? — Голос так сочился ехидством, что Шерлоку захотелось опрокинуть шкаф.
Сдержавшись, он подошел к холодильнику, мельком глянув на Мориарти. Тот сидел на полу в окружении двух ноутбуков и полусотни томов.
— Чувствую себя как после ночи с футбольной командой, — мрачно ответил Шерлок, уставившись в безмятежную охлажденную пустоту.
— Спасибо.
— Это был не комплимент.
— О, конечно, это был он. Шерлок, я понимаю, ты надеешься, что бездна посмотрит на тебя в ответ, но закрой уже дверь — снаружи или изнутри.
Моргнув, Холмс оставил в покое холодильник и начал сомнамбулически шарить по полкам. Позади Мориарти с силой захлопнул очередную книгу.
— Кофе на подоконнике. Знаешь, по утрам мне хочется тебя убить.
— А уж мне-то как хочется, — откликнулся Шерлок, просыпая половину зерен мимо. — Ты так и не заснул?
— Нет, мою бессонницу не берут такие примитивные средства.
В окно вливались уличные звуки, шумела закипающая вода, на лестнице кто-то громко и бодро разговаривал. Шерлоку казалось, что его все это не помещается в его звенящей голове. Оставшийся ото сна неприятный осадок горчил, как кофе на языке.
— Я вроде бы видел, что ты допивал бутылку. Хотя, естественно, как же там говорят, вам, ирландцам, что чай, что виски…
Джим оторвался от графиков и, сдвинув очки на кончик носа, посмотрел на Шерлока исподлобья.
— Употребление в речи простонародных стереотипных выражений — первый шаг к отупению.
— А использование афористических псевдо-диагнозов — последний. — Холмс грохнул чашкой об стол и подхватил ближайший к нему ноутбук.
— Не смей ничего прерывать. Я полночи ломал этот сайт. — Мориарти устало потер глаза. В солнечном свете его кожа выглядела серой. В отличие от Шерлока, Джим никогда не испытывал дискомфорта по утрам, что бы они ни принимали накануне. Вообще-то, Холмс не был уверен, что Мориарти еще помнит, что такое утро.
На единственном стуле лежала гора одежды: на спинке висела рубашка, из-под футболок виднелся зимний шарф, одинокий галстук почти касался пола. Покрутившись на месте, Шерлок подвинул банку с кофе, скинул на пол моток проводов и забрался на подоконник.
Ощущение, что мир вокруг был неправильным, не отпускало. Он не выдержал.
— Джим, до совета еще три дня.
— Представь себе, я в курсе. — Мориарти не повернулся в его сторону.
— Ты получишь эту степень.
— Тебе вредно мешать алкоголь с наркотиками, побочные эффекты просто ужасны. Я сейчас блевану от дружеского участия.
— Очень остроумно и свежо. — Шерлоку не нравились такие перемены. За все три года он ни разу не видел Мориарти смирившимся. Полумертвым, невменяемым, одержимым — да, но не таким измученным и больным. Он был вечным исключением, вот и теперь стал едва ли не самым молодым студентом Ориэл-колледжа, получающим докторскую степень на шестом году обучения. — Сам подумай, кто посмеет встать на пути самого Джеймса Мориарти?
Шерлок усмехнулся, с трудом держа себя в руках. Ему хотелось слезть с подоконника и встряхнуть эту тряпичную куклу, которая смотрела в угол пустым расфокусированным взглядом. На мгновение ему почудилось, что Джим мертв, и он все утро разговаривает с его трупом.
— Хватит строить из себя недоразвитого примата. Не мешай мне, Шерлок, — раздраженно и глухо ответил Мориарти.
— Джим, — деревянным голосом произнес Шерлок, — мне нужен доступ к отчетам коронера. И к текущим делам отдела убийств.
Мориарти досадливо поморщился, продолжая следить глазами за изменениями на экране.
— Сию минуту? Или Хозяин соблаговолит подождать?
— Маккензи убит.
Шелест клавиш резко прекратился. В тишине, которую обычные люди заполняют бессмысленными восклицаниями и недоверчивыми вопросами, образовался вакуум, объединив обоих лучше любых слов. Тогда, давно, с Маккензи все начиналось, и в голове у Шерлока мелькнула нелепая мысль, что теперь им же все и закончится. Джим снова склонился над клавиатурой. Ноутбук на коленях Холмса приглушенными сигналами сообщал о присланных файлах, ссылках, ключах.
Неправильный мир словно бы отдалился, потерял резкость и яркость. Остались только страницы, испещренные корявыми, полными канцелярщины описаниями, неверными поспешными выводами и глупыми идеями. Факты приходилось скрупулезно вычленять из гор бреда, как сгоревшие обрывки бумаги пинцетом извлекают из углей. Шерлок почувствовал на себе пристальный взгляд и поднял голову. Тени за окном значительно вытянулись, ныла затекшая спина, во рту пересохло.
— Ну? — только и спросил Джим, переместившийся с книгами на матрас.
Шерлок попытался встать, но ноги тут же пронзили тысячи иголок, отчего он чертыхнулся и осел на пол. Обхватив голые колени руками, Холмс прикрыл глаза.
— Убийство произошло в доме профессора, в кабинете. Всего одно колотое ранение в грудную клетку, удар нанесен в четвертое межреберье, смерть мгновенная, наступила около трех часов ночи. Орудие преступления не найдено, похоже, это был небольшой нож, возможно, перочинный. Из кабинета предположительно ничего не пропало, сейф открыть не пытались, стол не обыскивали, следов взлома на двери нет. Вероятнее всего, Маккензи сам впустил убийцу в кабинет.
— Круг сужается, — заметил Мориарти. Шерлок кивнул, не поднимая век, увязывая фрагменты.
— Да, кто-то из знакомых. Следов борьбы не обнаружено, соседи ничего не слышали и никого не видели. Либо все было очень тщательно спланировано, либо произошло слишком спонтанно. И в том, и в другом случае следует учесть, что профессор явно не ожидал удара.
— Ты научился читать мысли покойников?
— Джим, я видел фотографии с места преступления. У него на лице застыло глубочайшее изумление, а никак не страх или гнев.
— Никогда не оперируй косвенными доказательствами, ящерка. Люди, знаешь ли, такие забавные существа, всегда жутко удивляются собственной смерти. До последнего верят, что уж с ними-то это точно не произойдет.
Шерлок открыл глаза и нахмурился.
— Может, тогда сам займешься?
Мориарти красноречиво потряс толстенной папкой с материалами к совету. Холмс вздохнул.
— Основываясь на косвенной, как ты говоришь, информации, ибо другой все равно нет и не предвидится, должен заметить, что мало кто — при наличии минимального интеллекта — планирует убийство с использованием перочинного ножа: он может сломаться, выскользнуть, у преступника может не хватить силы, чтобы нанести проникающий удар, тем более, в грудь. Не думаю, что это было преднамеренное убийство.
— Кто-то, помнится, втолковывал мне, что нельзя делать поспешных выводов и строить теории.
Шерлок поджал босые пальцы ног. Голос Джима сквозняком скользил по его мыслям.
— Я стараюсь, — неожиданно тихо ответил он. — Я очень стараюсь не спешить. Но это не головоломка, не какое-нибудь запутанное дело. Просто бытовое убийство в маленьком университетском городке. Это скучно, Джим. Есть два основных подозреваемых, и мы оба знаем, кто они. Жена профессора, то есть бывшая жена. И Стив.
Джим скептически хмыкнул.
— Думаешь после скандала с увольнением Маккензи пустил бы его на порог?
— Уж кому-кому, а тебе известно об отходчивости профессора. Он мог. А этот бык Хилл вполне мог спьяну всадить ему нож в сердце.
— Как отвратительно пошло.
Поднявшись на ноги, Шерлок только пожал плечами.
— Все подобные убийства глупы и вульгарны. Тем не менее, надо выяснить, у кого же из этих двоих нет алиби.
— Тебе заняться нечем? — удивился Мориарти, приподняв брови.
Он лежал, подперев рукой голову, обманчиво расслабленный, по-прежнему очень бледный, с запавшими глазами. В тот момент Шерлок, как умел, сочувствовал Маккензи, ощущая, как металл проворачивается в его собственной груди. Джим знал, почему он уходит. И Шерлок знал.
— Просто осточертело смотреть, как ты мусолишь страницы, — ответил он, отводя взгляд.
Знал, что основных подозреваемых не два, а три. Месяц назад он подслушал разговор ректора и попечителя. От того, будет ли у Джима степень, зависела судьба его дальнейших разработок.
Доктор наук Мориарти вполне мог получить грант на исследования.
Доктор наук Мориарти был угрозой для финансирования проектов профессора Маккензи. Профессор Маккензи бы членом ученого совета. Вот такой замкнутый круг.
Вот такое возвращение в исходную точку.
Тяжелая дверь с грохотом захлопнулась за его спиной. Никто даже не повернул головы: сквозняки были привычным делом здесь, в здании, обдуваемом всеми ветрами. Серая, потемневшая от времени груда камней снаружи, сверкающий новизной прогресса инкубатор внутри.
Копошащаяся масса многоклеточных бурлила, перемешиваемая иными сквозняками. Шерлок смотрел на новое племя. Племя по-прежнему не обращало на него внимания. Пока это не задевало его самолюбия. Пока. Ему требовалось время, чтобы составить полную картину, еще хотя бы минута.
Руки горели, к пальцам постепенно возвращалась чувствительность. Шерлок забыл перчатки на столе, да черт бы с ними, он забыл на столе коробочку с волшебными таблетками, и вот это настораживало. Он был чересчур не собран — может, не стоило приходить сюда сегодня? Впрочем, волноваться было поздно. Итак…
Вон там золотые дети золотых родителей как бы невзначай демонстрировали неброские атрибуты высшего класса. В другом конце аудитории подобные им буквально кричали о том, что они «не такие», и тем самым смотрелись еще более жалко. Рафинированные джентри, пятьдесят к пятидесяти мозгов и денег, инстинктивно держались одной группой, очевидно сочась презрением к окружающим и друг другу. Бедные и умные равномерно распределились между первыми и последними рядами, в зависимости от того, насколько плохо у них было с гордостью. Нейтральными частицами сновали туда-сюда азиаты, не смешиваясь с общим, но распределяясь по нему, как масляная пленка растягивается по водной глади.
Дверь снова хлопнула, впуская еще народ, но Шерлоку уже было не интересно. Из коридора дохнуло холодом. Кожа на шее, там, где к ней прилипли влажные от дождя волосы, покрылась мурашками, что-то тоскливо сжалось под ребрами. Будто призрак пролетел — кажется, так говорили в детстве.
Шерлок не верил в привидения. Так же его не пугали чудовища под кроватью и любые другие мистические порождения фольклора и не устоявшейся психики обычного ребенка. Его главными и до определенного момента всепоглощающими страхами были брошенные укоризненным тоном «ты же не хочешь расстроить мать?» или «отец будет разочарован».
О, уж он-то на личном опыте убедился, что такое настоящее разочарование. Как бы успешно ни проходило самовнушение, что он здесь по своей воле и исключительно ради науки, кисловатый привкус поражения ощущался в каждом глотке. Шерлок все еще стоял у входа в помещение, заполненное молодыми и подающими надежды посредственностями, и решал, из какой же социальной группы его исторгнут в первую очередь. По логике вещей, удобнее всего ему было бы за преподавательским столом, но место было занято.
Шерлок почти уже отвернулся от кафедры, но зацепился взглядом за что-то странное, не вписывающееся. Опираясь кулаками в стол, над преподавателем нависал некто, вероятнее всего, студент, явно не этого курса. Едва ли кто-нибудь из новичков осмелился бы спорить с профессором, по крайней мере — не в таком тоне.
— Вы понимаете, что тратите мое время впустую? — Неизвестный храбрец говорил преимущественно с деревянной плоскостью, на которую опирался, изредка вскидывая глаза на оппонента. — Оставьте в покое разложение, там не может быть ошибок, я двести раз проверил ряд и…
— Значит, проверьте в двести первый, — невозмутимо бросил преподаватель, стремительно заполняя бесконечные бланки и так же стремительно поднявшись, когда студент врезал кулаком по столу. — А вы, Джеймс, кажется, забываете, с кем говорите!
На месте этого Джеймса Шерлок бы дважды подумал, прежде чем продолжать в том же духе. Профессор Маккензи в гневе представлял собой весьма впечатляющее зрелище. В нем оказалось не меньше шести футов росту, и, несмотря на худобу, он наверняка был из тех силачей, что могут разогнуть чугунную кочергу.
Однако Джеймсу было откровенно наплевать на объективную реальность в суровом лице профессора. Он расхаживал туда-сюда перед кафедрой, даже не думая извиняться.
— Я знал, что так оно и будет! Я знал! Вы выворачиваете наизнанку саму суть проблемы. — Маленький и взбешенный, он карикатурно смотрелся на фоне непоколебимого Маккензи. — Нам нужны уравнения для моделирования. А чем мы занимаемся вместо этого? Конечно, пишем программы, которые якобы должны выводить уравнения. Понятие «прикладная математика», кажется, означало, что она должна быть приложена к чему-то еще, а не наоборот!
— Мистер Мориарти, — пресек профессор поток возмущений. — Через две минуты у меня начнется лекция. Продолжим нашу беседу вечером. А пока — будьте так любезны, просмотрите весь код с самого начала. В прошлый раз мы застряли на элементарной опечатке в треугольнике Паскаля.
— Чушь собачья! — Джеймс обеими руками провел по непослушным черным волосам. Отросшие пряди незамедлительно вернулись на прежнее место.
Под ребрами снова заныло, на сей раз как-то иначе.
Весь облик этого ирландского неврастеника был немного слишком. Чересчур большие глаза, почти не по-мужски узкие плечи, обтянутые не по-мужски узкой футболкой. И тут же мешковатые джинсы, распахнутая рубашка, какие-то запредельно уродливые очки — то ли маскировка, то ли отвлекающий маневр, чтобы племя не стало вглядываться.
— До вечера, Джеймс, — с нажимом произнес Маккензи, выходя из-за стола.
— Профессор. — После секундного колебания Мориарти, осознав бесполезность дальнейшего спора, подобрал с пола рюкзак и зашагал к выходу.
— С дороги, красавица. — Он пролетел мимо, ощутимо толкнув Шерлока в плечо, и хлопнул дверью не хуже любого сквозняка.
— Добрый день, дамы и господа, рассаживайтесь, прошу, пора начинать, — раздался поставленный голос преподавателя. — Меня зовут Чарльз Найджел Маккензи, я профессор математических, доктор физических…
Холмс окинул взглядом серую массу студентов. Ничего любопытного, заметного или хотя бы забавного. Единственное исключение только что исчезло в плохо отапливаемом коридоре.
Ну что же. Точка отсчета истории Шерлока в Оксфорде была найдена.
Маленький мокрый муравейник, где муравьи еле перетаскивают свой мозг и непомерно раздутую важность с места на место.
Зеленый газон резал глаза своей яркостью на фоне тусклого камня дорожек. Шерлок представил, как эта трава будет смотреться на фоне сугробов, и поежился. Оглядевшись, он увидел, что ожидания его не обманули. Некий Джеймс Мориарти находился в весьма взвинченном состоянии. А еще от него ощутимо пахло табачным дымом, когда он не слишком вежливо поприветствовал Шерлока. Элементарное сложение фактов давало предсказуемый результат — Мориарти стоял под массивной аркой и пытался прикурить. Рубашка трепыхалась на ветру, намекая, что не предназначена для прогулок по такой погоде.
Не обращая внимания на тяжелые капли, хлещущие по лицу, Шерлок всматривался в Джеймса. Почувствовав взгляд, тот повернул голову, выдыхая струю дыма и пара.
Под ребрами образовалась пропасть.
Шерлок коротко кивнул, когда они встретились глазами, и направился к кампусу. Необходимо было хорошенько обдумать сложившуюся ситуацию. Кажется, у него появился факультативный исследовательский проект.
***
— Все во Вселенной подчиняется определенным законам. Даже в хаосе есть система, даже в безумии. — Аллюзия канула в черную дыру разума Шерлока, где уже покоились начальные знания о классической литературе. Маккензи продолжил вещать, не обращая внимания на подобные мелочи. — У вас, мистер Холмс, прекрасные аналитические способности.
— Разве? — тоскливо спросил Шерлок, уверенный, что для анализа требуется куда больше терпения. То ли дело проведение экспериментов.
— Конечно! — Профессор был неумолим. — Вы выстраиваете уникальные логические цепочки, единожды взглянув на объект. Немного научного подхода — и ваш метод засияет новыми гранями.
— У меня нет метода, это просто наблюдения.
— Так разработайте! Попробуйте силы в системном анализе, выделите структуру в общем, чтобы дефрагментируя его на частное, не упускать из виду ни одной детали. Поверьте, от этого мы оба останемся в выигрыше.
— Не могли бы вы выражаться конкретнее?
Маккензи оставил в покое фикус, листья которого протирал на протяжении всего разговора, и присел на подоконник. Шерлок озадаченно моргнул, радуясь в глубине души, что рост профессора не позволяет ему болтать ногами.
— Конкретнее, значит. Вы пришли ко мне с просьбой взять вас в проект, и я подозреваю, не от большой любви к предмету. Честно скажу, ваши мотивы меня мало интересуют, но за ваш интеллект я готов кровожадно сражаться с другими кафедрами. Не обольщайтесь. Я думаю, как бы вас применить.
— Как меня использовать, вы имели в виду? — улыбнулся Шерлок уголком губ.
— Это принято назвать взаимовыгодным сотрудничеством. Так. У вас катастрофически не хватает воображения, то есть создание модели отпадает.
Холмс задохнулся от возмущения.
— Поберегите силы и не путайте обработку информации с ее генерированием. — Маккензи задумчиво подергал за рыжую с проседью бородку. — Это в химической лаборатории вы можете путем проб и ошибок достигать нужного результата…
— Однако у вас интересное представление о химиках, — не сдержался Шерлок.
— Разумеется, я утрирую. Разумеется, это не о ваших экспериментах ходят слухи по всему Университету. Вы привыкли видеть решение, чувствовать его. Думаю поручить вам структурирование. Для начала.
Шерлок кивнул. В этот момент перед ним на стол упал внушительных размеров том в темном переплете, а над головой раздался знакомый голос:
— Профессор, что эта катастрофа тут делает? Только не говорите, что вы серьезно про структурирование. У нас не хватит огнетушителей. У нас они вообще есть? В любом случае, стоит завести, потому что я недавно пересекался с Коллинсом — помните, он пишет кандидатскую по аминам — так он до сих пор обходится без бровей.
Мориарти рухнул в кресло, отчего колесики жалобно скрипнули, и прокатился мимо Шерлока, лихо развернувшись у ряда компьютеров.
— Ну-ну, Джеймс, вы ведь присмотрите за мистером Холмсом?
Шерлок с громадным трудом сдержал нервный смех. Мориарти фыркнул в монитор. Его пальцы летали над клавиатурой.
— Едва ли это поможет делу, — обронил он, не отрываясь от экрана.
— Как бы то ни было, с сегодняшнего дня Шерлок — мой студент и участник проекта. Надеюсь, вы сработаетесь. — Маккензи хлопнул в ладоши, спрыгнул с подоконника и, считая, видимо, задачу выполненной, вышел вон.
— Сегодня так много, — заметил Шерлок, не дожидаясь чужой реплики. Да, терпения ему определенно не хватало.
— Чего? — Руки Мориарти жили отдельной жизнью. Они были беспокойны, словно мозг продолжал посылать им сигналы, пальцы выстукивали симфонию символов, рваный ритм на всех поверхностях, которых касались.
— Снега. Сегодня его особенно много. — Шерлок подумал, что слова так тяжело даются, потому что он вытягивает их из пропасти, той самой, под ребрами. Усмешку Мориарти можно было бы принять за нервный тик, так быстро она исчезла с его лица. Он снял очки, отбросив их почти не глядя, и внезапно обрушился сверху, оперся о спинку стула, нарушая все возможные границы личного пространства.
— Ты очень забавный. Похож на хмм… на ящерицу. Пронырливое, блеклое, тощее создание. — На таком расстоянии Шерлок видел, как сильно сужены зрачки Джеймса. — Не терпится похвастаться интеллектом? А то, не дай Боже, кто-нибудь не заметит, как из твоего гипертрофированного черепа лезут мозги.
Холмс попытался встать, и тут же почувствовал тычок в грудь, от которого чуть не опрокинулся вместе со стулом.
— Я знаю, зачем ты здесь.
— Да неужели? — Шерлок даже глазом не моргнул, хотя внутренности ошпарило кипятком. Он, конечно, подготовился к встрече. Но ему и в голову не пришло, что он действительно будет ощущать себя рептилией под лучом прожектора.
Мориарти наклонился еще ниже, их носы почти соприкасались. На его лице красовалась трехдневная щетина, лопнувшие в глазах сосуды придавали болезненный вид.
— Советую заняться изучением чего-нибудь другого. И чем скорее — тем лучше. Скажи профессору, что тебя не заинтересовало.
— Может быть, мне нравится математика.
— Я повторю, специально для наивных маленьких ящериц: прекрати. Меня. Преследовать. Изучать, наблюдать, как угодно. Пойди подожги еще одну установку — или подрочи в туалете, мне плевать.
Джеймс отпрянул, резко, одновременно отворачиваясь, как будто вычеркивая из разговора, из памяти. Шерлок давно заметил, что тот все делал полностью, на сто процентов, не важно, выходил ли из себя или работал над программой. На этом можно было неплохо сыграть. Холмс закинул ногу на ногу. Мориарти тем временем извлек из нижнего ящика профессорского стола пепельницу.
— Будешь торчать тут весь день? — спросил он, затягиваясь.
— По крайней мере, до тех пор, пока тебя не отпустит настолько, чтобы ты смог усидеть на месте хоть пять минут и рассказать основное. Я быстро схватываю. — Шерлок поскоблил ногтем пятно от марганцовки на джинсах.
На этот раз Мориарти улыбнулся почти плотоядно. Он сдавил фильтр, сжал сигарету губами, в тишине послышался треск сгорающей бумаги.
— Господи, да ты безнадежен. Ты же не можешь не знать, что я с тобой сделаю? — То, как он затушил окурок, больше смахивало на казнь. — Хочешь вылететь отсюда? Только представь, каким это станет ударом для твоего papa. Здесь ты — псих, но псих относительно свободный. Тебя ненавидит весь кампус, и лишь гордость не позволяет переехать на съемную квартиру. Ну, как гордость… Врожденный снобизм, я бы сказал. Тебе нравится, что им приходится обращаться к тебе за помощью.
У тебя начинается раздвоение личности. Одного Шерлока Холмса тошнит от того, что он берет плату за рефераты, другой радуется, что не приходится просить денег у семейного тирана. Кто же у нас там главный злодей? Не отец, он возведен на пьедестал, его подарок — часы — ты таскаешь, не задумываясь, как по-идиотски десяток тысяч фунтов смотрится на фоне драных штанов.
Кого же мы назначили антагонистом, жестоким диктатором, насаждающим контроль, против которого бунтует наша жалкая душонка? — Шерлок постарался не сжимать челюсти так сильно, зубы ему еще могли пригодиться. Джеймс откровенно наслаждался потоком слов и сдерживаемой злостью Холмса. — Наверняка, старшего брата, вечный пример и укор. Банальщина какая. Кстати, он действительно хорош, я ознакомился со статьями о нем. Тебе и не снилось, заморыш. Немудрено, что ты выбрал себе кумира, привык, поди, за прошедшие годы кого-то ненавидеть.
В общем, так. Ты немедленно убираешься прочь и больше никогда не попадаешься мне на глаза. Мне все равно, как ты это сделаешь. Нет — тебя не просто исключат, я сделаю так, что ближайшие лет десять ты проведешь в качестве подстилки какого-нибудь потного лысого бугая в уютной камере.
Шерлок и в самом деле был близок к раздвоению личности, поскольку ему одновременно хотелось и высказать восхищение, и врезать по роже. Вместо этого он потянулся к очкам, чудом не разбившимся, хотя и привыкшим к жестокому обращению, судя по царапинам на массивной оправе. Мир чужими глазами выглядел искаженным.
— Ну и кто за кем следит в итоге? Даже у меня нет таких полных сведений о тебе, так, по мелочам, — заметил Шерлок, сквозь линзы наблюдая, как размытая фигура движется по размытой комнате. У него кружилась голова. — Ты вечно ускользаешь. Стараешься не выделяться, тихий и заурядный для по-настоящему заурядных наблюдателей. На самом деле это ты разрываешься на части. Столько противоположных результатов не давал ни один из экспериментов, проводившихся мной ранее.
О тебе узнают только в критических ситуациях. О тебе шепчутся, но этого не достаточно, не так ли? Ты бы хотел, чтобы о тебе трубили в газетах. И здравому смыслу просто необходимы дополнительные вещества, чтобы день за днем удерживать в узде сумасшедшее эго. Агрессия — лишь агония твоего годами взращиваемого тщеславия. Ничего удивительного, исходя из основ человеческого поведения и психологии, картина прямо-таки классическая. — Он прикрыл глаза, не до конца отдавая себе отчет в том, что собирается сказать дальше. — В маленьком провинциальном городке тяжело расти, особенно когда отец не вылезает из тюрьмы, а мать… Ты сторонишься девушек, я заметил. Что, никто из них не дотягивает? Или ты боишься, что каждая окажется шлюхой, как…
Оказалось, что Мориарти бьет, не раздумывая. Причем бьет сильно.
Очки все-таки слетели и разбились, и сам Шерлок тоже летел, падал, невыразимо медленно, по его личному времени, пока боль от удара растекалась от скулы к подбородку, пока мир еще не обрел четкость, он падал. И падал.
К этому моменту он шел три с лишним месяца — небывалый срок, с его-то терпением. Ради ощущения полета, который на самом деле был падением, но кого волнует. Некоторые считали это неизбежной платой за результат, для Шерлока это и было результатом. Остальное — погрешность эксперимента, какой толк от истины, когда она уже известна?
Его затылок наконец с тошнотворным стуком соприкоснулся с полом. Сразу же после этого пятерня, вцепившаяся в волосы, заставила Шерлока сесть.
— Какой интересный способ самоубийства. — Мориарти встряхнул его, как котенка, не давая возможности Холмсу разобраться в чрезмерно длинных нескладных конечностях.
— Скажи еще, что я не прав. — Шерлок сглотнул солоноватую кровь.
— Я тебя уничтожу, — очень спокойно пообещал Джеймс, удовлетворенно глядя на красные капли, падающие из разбитого носа на светлую рубашку.
В какой-то момент он не смог найти собственное отражение в зеркале — верный признак того, что неплохо было бы сходить проветриться. Плеснув в лицо пару горстей отвратительно теплой воды, Шерлок принялся протискиваться сквозь толпу: в подобных заведениях в туалете людей всегда больше, чем на танцполе.
Его однокурсники отмечали начало каникул в баре выше по улице. Шерлоку стало муторно уже при виде входной двери, поэтому большую часть вечера он провел в не запирающейся кабинке Ковена с некоторыми любопытными, а главное — молчаливыми собеседниками.
В результате у него слезились глаза, болели губы, и гремящая музыка сотрясала каждую косточку в его чрезмерно чувствительном сейчас теле.
Сырой ветер подействовал отрезвляюще. Шерлок с наслаждением прижался пылающим лбом к кирпичной стене. Он буквально видел, как пульсируют кровеносные сосуды, они почти светились под кожей. Со стороны кладбища доносился запах влажной земли, шелест листвы умиротворял.
Здесь, на задворках третьесортного клуба, в темноте и прохладе июньской ночи, Шерлок не мог поверить даже в реальность собственного существования. Он смертельно устал. Он не помнил, как умудрился сдать экзамены. Черт, они были последним, о чем он беспокоился сейчас.
Вся прошедшая весна превратилась в одну огромную игру на выбывание с постоянно меняющимися правилами. Чтобы удержаться, Шерлоку приходилось опережать Джеймса на полшага или хотя бы не отставать. Любая ошибка стоила бы ему очень дорого: отчисление, обвинение, публичный скандал, физические увечья — фантазия Мориарти не знала границ. Холмс не расслаблялся ни на минуту, стараясь предугадать, с какой стороны обрушится следующий удар. Ему подбрасывали наркотики и сдавали декану. Саботировали его научные проекты, настраивали против него преподавателей. Шерлок едва успевал выкручиваться, доказывая свою невиновность. Иногда он вычислял очередную ловушку заранее, но никогда не делал ничего в ответ. Он наблюдал. Чему он точно научился благодаря тому, что пришел в тот далекий зимний день на кафедру к Маккензи, так это терпению. Ничто так не развивало способность выжидать и сосредотачиваться, как мстительный маньяк и системный анализ.
Поэтому когда неделю назад все резко прекратилось, Шерлоку стало не по себе. Он расценивал эту паузу исключительно как затишье перед бурей.
Учеба в Университете представлялась ему занудной, бесполезной тратой времени, но он и не думал, что вместо скуки его будет ожидать полоса препятствий такого масштаба.
С трудом оторвавшись от стены, Шерлок оглянулся на шорох. Все его тело затопило ощущение, выбрасывающее из сна в реальность, ощущение, наступающее за мгновение до удара, заставляющее вскакивать в холодном поту.
Однако сон не закончился, плавно вырождаясь в кошмар.
Шерлок не знал, сколько времени Мориарти простоял там, наблюдая за его попытками прийти в себя. Огрызок луны светил Джеймсу в спину, превращая в сгусток темноты. В очень непредсказуемый сгусток темноты.
— Finita, ящерка. Finita. Ты, конечно, достойно держался, и прочее, но так бездарно проиграть… Приличные мальчики не занимаются непристойностями в ночных заведениях, позволяя снимать себя на видео.
Горло подозрительно перехватило — то ли от слишком холодного ветра, то ли от досады.
— Странно, когда же я успел зарекомендовать себя в амплуа приличного мальчика? — произнес Шерлок медленнее, чем обычно. — Да и разрешения на съемку я не давал.
— Ну-ну. А ведь всего-то и надо было ослабить захват ненадолго. — Мориарти как-то особенно гадко хихикнул.
Не хихикнул даже, а будто кашлянул, сдерживая…
Шерлок пригляделся повнимательнее. Джемс стоял, опираясь плечом о забор, сложив руки на груди. Нет, не совсем верно, одной рукой он скорее придерживал другую, стараясь не шевелиться. На выходе из клуба Шерлок столкнулся с Эндрю Уайтом, гребцом со второго курса. Уайт показался ему не в меру пьяным и довольным. Действительно, многие бы радовались на его месте, подумал Холмс. Правда, недолго. Да и Эндрю, протрезвев, предстояло осознать, что нынешней ночью он подписал себе приговор.
Догадка переросла в уверенность, но Шерлок колебался.
У него слезились глаза, болели губы, стучало в голове. Ему было холодно и одурительно жарко, он облажался перед самым порогом, и он…
гори оно все синим пламенем
…по-прежнему считал, что Джеймс Мориарти был немного слишком… для всех остальных.
Шерлок шагнул к нему.
— Только сустав выбит, или есть какие-то более серьезные повреждения?
Мориарти снова хмыкнул. Он настороженно наблюдал за тем, как Холмс подходит ближе. В голову лезли мысли о заклинателях змей.
— Думаешь, поиграешь со мной в медсестру, и я сотру запись?
— Думаю, что если я дерну тебя за правую руку, ты хлопнешься в обморок, а я обыщу тебя и сотру все сам. Ты ведь не успел перепрятать компромат, прежде чем Эндрю решил доказать, что кулаки круче мозгов.
Кажется, Мориарти побледнел еще сильнее, в темноте было не разобрать. Шерлок даже не потрудился сдержать победную усмешку. Он не собирался добивать противника физически, но никто не мешал ему добить его морально.
Шерлок молча замер, остановившись совсем рядом с Джеймсом. Это не было триумфом в общепринятом смысле слова, оставалась некая недосказанность, незавершенность.
Игра продолжалась на его условиях? Глупости. Игра просто продолжалась.
— Тебе придется дойти хотя бы до дороги. Я поймаю такси, — четко произнес Шерлок.
Чересчур большие глаза недоверчиво и насмешливо сузились.
— Ну что ж. Попробуем.
Порывы ветра из распахнутого окна так и норовили подхватить мятый обрывок бумаги, лежащий на столике. Шерлок рассеяно придавил обрывок стаканом с остатками сока.
Она не пила апельсиновый, только овощной, свежевыжатый — на кухне обнаружился большой запас сельдерея и навороченный комбайн. Сегодня утром было не до сока. Не соображая, что делает, она вытащила из холодильника первое, что под руку попалось. Не заметила, когда стакан пропал из ее рук.
Шторы взлетали и опадали на сквозняке. В этом городе везде были только сквозняки и призраки. Шерлок лениво повернул голову, оглядывая комнату еще раз. Маленькая блестящая сумочка и тонкий плащ, брошенные в кресло, лежали в беспорядке. Она и не заметит, что кто-то копался в карманах. Что кто-то нашел смятый чек с заправки.
В три часа четыре минуты в бак ее машины заливали бензин, и происходило это в пятидесяти милях от Оксфорда, по дороге из Лондона.
От ее плаща пахло горькой травой и сладким сандалом. Почти мужской запах, смешанный и смутно знакомый.
Шерлоку казалось, что под этим запахом он все еще чувствует другой, ржавого железа и мокрого дерева, что он вот-вот рухнет вниз. Может быть, виновата была старая пожарная лестница, измазавшая его руки. Он бы хотел так думать.
Но, к сожалению, Холмс знал, что дело было в трепещущем на ветру клочке бумаги с датой и временем. А еще — в царапине на чужой руке. Стоило закрыть глаза — и в темноте яркая линия прочерчивала кожу от основания большого пальца до края ладони довольно широкой полосой. Он ведь еще утром хотел спросить, откуда она.
Шерлок согнулся, сцепил пальцы в замок. Хорошо, что не спросил. Он и сейчас не был готов это услышать.
Сумерки, серые, точно камень, и такие же тяжелые, опускались на город. Нужно было уходить из квартиры, пока хозяйка не вернулась. Где она была сейчас? В морге? В полиции? У адвоката? После бессонной ночи и сумасшедшего утра она не стала бы задерживаться где бы то ни было.
Джульетт О’Лири, в замужестве — Маккензи, укоризненно смотрела на Шерлока с большой настенной фотографии. Шерлок в ответ разглядывал чуть насмешливую улыбку, почти не тронувшую губы, зато искрящуюся в зеленых глазах. Длинные темные волосы, вздернутый нос, на вид миссис Маккензи — мисс О’Лири — можно было дать не больше тридцати.
Ей исполнился сорок один в октябре.
Шерлок смотрел на эту женщину и думал о профессоре. Понимание, как всегда, пришло позднее, чем было нужно, и оказалось совершенно бесполезным сейчас, когда он увяз в том же дерьме.
Долгие месяцы Маккензи места себе не находил, кидаясь из одной крайности в другую. Выкидывал деньги на ветер, грозился сжечь дом, лишь бы он не достался «этой стерве». Проводил вечера под ее окнами, преследовал ее, умолял вернуться. Плевал на слухи и в то же время порывался врезать всякому, кто смел говорить плохо о Джульетт. И, конечно же…
трудоголизм как терапия
… практически ночевал на кафедре.
Холмс смотрел на эту женщину и слышал голос Маккензи: «Работа — лучшая жена». Шерлок не был уверен, что работа способна помочь забыться. Он бы предпочел более сильные средства.
Профессор в итоге тоже. Он нанял детективов, он доказал все ее реальные и выдуманные измены. У нее был мотив, видит Бог, после суда у Джульетт не осталось ни пенни. Влезая в открытое окно, Шерлок всей душой надеялся на женскую ярость, на обиду, заставившую схватиться за нож.
А нашел лишь смятый клочок бумаги с датой и временем.
Выбравшись на улицу, Холмс остановился под раскидистым кленом. Между широкими резными листьями темнело набрякшее небо.
Шерлок пытался сообразить, где в это время суток мог прохлаждаться Хилл. Мысли, как назло, текли медленно и неспешно, словно громоздкие тучи. Воздух вокруг тоже был тяжелым, и казалось прекрасной идеей просто прислониться к стволу и стоять так, пока не пройдет накатившее ощущение безысходности. Утренняя разбитость никуда не исчезла, наверное, Джим был прав, и ему не стоило мешать все подряд.
Думать о Мориарти сейчас Шерлок не мог. Эта невозможность и сдвинула его наконец с места. Он был почти уверен в своих выводах, и лишь эфемерная вероятность того, что он не прав, подгоняла его, заставляя бежать под начинающимся дождем.
Больше всего на свете в тот момент Шерлок Холмс хотел бы ошибаться.
Хилла он нашел за самым дальним столиком в пабе на Бэар-лэйн. Стив сидел над нетронутой кружкой пива и старался не смотреть по сторонам. Когда Шерлок громыхнул соседним стулом, он вздрогнул от неожиданности, расплескав пену на стол. На его широком лице читались страх и вина; толстые, как сосиски, пальцы то и дело ерошили волосы. Учитывая габариты Хилла, который больше смахивал на бывшего боксера, чем на сотрудника кафедры прикладной математики, все эти нервные движения выглядели комично. Однако Шерлоку было не до смеха.
— Дай сигарету, — попросил он вместо приветствия. Губы не слушались, как будто он простоял на морозе несколько часов.
— Ты же вроде не куришь, — удивился Стив, но пачку протянул.
Некоторое время оба молчали. Стив прикладывался к кружке, видимо, приободрившись от того, что хоть кто-то решил сесть с ним рядом. Шерлок вдыхал и выдыхал дым, не чувствуя вкуса. Горечь растекалась постепенно, пропитывая все насквозь, но не заглушая тот самый запах, который показался Холмсу знакомым в чужой квартире пару часов назад.
Запах лосьона после бритья, смешавшийся с ароматом духов миссис Маккензи.
Шерлок буквально слышал щелчок, с которым последняя деталь встала на свое место, и теперь полностью собранный механизм неправильного мира был готов разрушить его жизнь.
— Хочешь совет? — дотлев до фильтра, сигарета обожгла кожу.
— Ты прям сам не свой сегодня, — проворчал Хилл. — То куришь, то советуешь.
— Придется сказать полиции, с кем и где ты провел эту ночь. Тогда, возможно, толпа тебя не линчует, всего лишь подвергнет остракизму. Впрочем, не уверен, что тебе знакомо понятие, поэтому беспокоиться не о чем.
— Но к-как… Что ты имеешь в виду?
Равнодушно наблюдая за Стивом, пытающимся связать слова в предложение, Шерлок закрыл глаза. Весь мир вокруг него был наполнен вот такими заикающимися существами, каждое из которых ненавидело его, презирало, и в конечном итоге боялось. Никто не хотел быть просвеченным до костей, до самых сокровенных мыслей. А тот, кого это не пугало…
Металл еще раз провернулся в груди, заставив Шерлока поморщиться и сосредоточиться на разговоре, точнее, его подобии.
— Вы ведь ездили в Лондон? — подтолкнул он Стива в нужное русло и приготовился к потоку сознания, который обычно исторгается из попавшего в западню олуха.
— Господи. — Хилл сделал большой глоток пива и закашлялся. Он смотрела на Шерлока с опаской и недоверием. — Я не знаю, не знаю, как ты это делаешь, чудик, но… Твою мать. Ладно. Да. — Нервно закурив, он пододвинулся ближе. Холмс испытал неприятное дежа вю. — Мы ездили к ее друзьям, какой-то скучный вечер с коктейлями, ей нужна была пара, вот и… Черт. Черт. Как подумаю, ведь придется признаться, что мы с Джул… Можно сразу собирать вещи, здесь мне ничего после такого не светит, все знают, как профессор относился, как… А теперь он еще и умер.
— Ну, решать тебе, карьера или тюрьма, понимаю, выбор непростой, — жестко усмехнулся Шерлок. — К тому же тебе и так ничего не светило после пятницы. По крайней мере, ясно, почему дело чуть не дошло до драки.
Хилл закрыл лицо руками, и его речь звучала еще более невнятно.
— Я ведь даже не знал, понимаешь, ну откуда бы? Пришел позже вас всех, с профессором только по работе. Все больше по общежитиям, сам в курсе, чего я рассказываю. И потом вдруг — она. — Стив опять схватился за кружку и посмотрел на Шерлока своими рыбьими глазами. Тот с удивлением обнаружил, что в них светилось нечто очень похожее на обожание. — Вошла, а в кабинете только мы с Джимом, Маккензи-то с утра еще укатил в Лондон. У меня словно язык отнялся, только ее увидел, а Мориарти уже вокруг терся. Представил как Джульетт О’Лири, а она засмеялась и сказала, что так и надо.
— Так и надо, — машинально повторил Холмс.
— А когда я понял, что к чему, уже было поздно. Она же такая… — Хилл помотал головой, подбирая слово. — Ну, в общем, решили, что будем молчать, пока она подает апелляцию, а я к защите готовлюсь. Здесь в городе старались никуда не выбираться, если только в забегаловки, куда он отродясь не заглядывал. А в четверг вечером…
Шерлок не слушал. Он и так прекрасно помнил, что произошло в четверг вечером. Мориарти и профессор засиделись на кафедре допоздна, пытаясь отладить неработающую программу. Доспорившись до хрипоты, Джим потащил Маккензи в ирландский паб в трех кварталах от колледжа, мотивируя это тем, что на свежем воздухе у того должны прочиститься мозги. В этом месте рассказа Шерлок даже оторвался от горелки и недоверчиво осмотрел Джима на предмет тяжких телесных повреждений. В итоге Мориарти, сославшись на важный звонок, бросил так и не передумавшего профессора посреди бутылки виски.
Раскинувшись тем вечером на матрасе, Джим не счел нужным уточнять, что через три минуты после его ухода в паб зашли Стивен Хилл, аспирант Маккензи, и Джульетт О’Лири, бывшая жена Маккензи.
Джим не счел это достойным упоминания. Он всегда забывал о противнике после ответного удара.
Не обращая больше внимания на Хилла, продолжающего изливать свои горести, Шерлок встал из-за стола и вышел прочь.
Сумерки загустели, настоялись, превратившись в полноценную тьму. Глядя на мощеную брусчаткой улицу, Холмс готов был поклясться, что на камнях блестели меридианы тенет, протянутых по всему городу. Сквозняки скользили по этим невидимым линиям, принося последние веяния тому, кто сплетал узор во времени и пространстве. Вот почему, где бы Шерлок ни оказывался, он всегда чувствовал ледяные дуновения, проникающие под любые покровы.
Просто он всегда был рядом с Джимом.
Тешил себя мыслью, что знает о нем все — темные секреты, светлые стороны, может оправдать любой его поступок.
Он и сейчас пытался это сделать. Холмс был уверен, что Маккензи просто не повезло, что тот попал под сорвавшееся лезвие.
Но Шерлок не мог не думать о том, что это лезвие почти игрушечного кинжала держал в руках Джим. Что рукоять, инкрустированная громоздким камнем, оставила царапину на его ладони, как клеймо, как напоминание.
И что даже этот срыв он сумел вплести в общий узор.
Он с разбегу врезался в дым, который отчего-то считался воздухом в этой квартире. По привычному маршруту пробрался к окну, своротив все-таки ногой стопку томов по квантовой механике. Выругался, распахнул створки настежь, уместил ключи между горелкой и стойкой с пробирками. На более осмысленные и сложные действия его уже не хватило. Издав стон раненного кита, Шерлок рухнул ничком на матрас.
— Никогда больше. Никогда не пойду туда. Больше никогда туда не пойду.
— Я понял с первого раза, спасибо. — Мориарти стоял рядом с одинокой плитой, обозначающей примерное местоположение кухни. На плите умещались турка и ноутбук. Из турки со зловещим шипением убегал кофе.
Отсутствие у обоих сна в течение более трех суток, как уже не раз замечал Шерлок, приводило к абсолютно разным эффектам. Если он становился раздражительно-едким, цепляющимся за детали зыбкого окружающего мира, то Мориарти иррационально смягчался. Внешне это почти никак не проявлялось, однако сознание его будто переключалось в режим экономии энергии.
— Нет. Тебя там не было. Джим, они не просто идиоты, они скопление слабоумных мутантов, чьи руки приспособлены только к издевательствам над реагентами и оборудованием, а мозги так давно трансформировались в цветную капусту, что они даже не помнят, что когда-то было иначе. Иногда мне кажется, что они не знают алфавита, потому что их лабораторные записи напоминают клинопись, к тому же неправильную.
Мориарти задумчиво перелил остатки черной жидкости в кружку.
— Отрави их и набери новых необученных дикарей. Я вообще удивляюсь, как тебе удалось набрать исследовательскую группу. Неужели кто-то в городе про тебя еще не слышал?
— Я самый лучший в этой области.
— Ты — самый невменяемый фанатик среди студентов, если посмотреть правде в глаза. Работай один, как любой непризнанный гений.
— Но мне нужны ассистенты! — возразил Шерлок, не поднимая головы, отчего реплики звучали очень глухо.
Подумав, что так его слова недостаточно передают трагизм ситуации, он перевернулся на спину.
— На обратном пути заскочил к профессору, — сообщил он потолку. — Меня разве что не пристегнули наручниками к батарее, еле вырвался. Кажется, мы выпили галлонов десять чая, причем он, рискуя захлебнуться, без передышки говорил о выкладках. Я отказываюсь приближаться к этому человеку.
— Тебе еще повезло, придурок, все знают, что на кафедру лично лучше не соваться, — прошипел Джим, вытаскивая учебник из трясины переполненной полки. — Маккензи по самые яйца в разводе и без зазрения совести сожрет любого, кто ему попадется.
— Трудоголизм как терапия?
— Что-то в этом духе. Пока что плохо помогает. Перед выходными профессор клялся, что если еще раз увидит хоть одного адвоката по бракоразводным делам, забаррикадируется в кабинете и будет отмахиваться кинжалом.
— Чем-чем? — Шерлок даже приподнялся на локте, снизу вверх глядя на Мориарти. Тот, скривившись, отхлебывал из чашки и перелистывал страницы. Запотевшие от кофе очки нелепо, но привычно смотрелись в буйной шевелюре. — Уж не тем ли малюткой для резки бумаг?
— Им самым, — кивнул Джим. — Я говорил, надо было дарить ему коллекционный люгер, у него дальнобойность лучше.
— Представляю заголовки «Перестрелка в Ориэл-колледже: профессор математики сокращает численность студентов радикальным способом».
Мориарти рассеяно хмыкнул.
Шерлок запрокинул голову. В перевернутом окне плыли перевернутые облака. Он не мог решить, с чего начать. В мыслях крутилось только «ты знаешь…».
Он прикрыл глаза на секунду.
Снова взглянув на небо, Шерлок обнаружил, что облака движутся в другую сторону. Ветер поменялся? Он проспал несколько часов? Несколько столетий? В квартире по-прежнему пахло пригоревшим кофе и дымом. Может быть, он уже сказал? Было бы прекрасно, если бы он уже сказал это дурацкое «ты знаешь…» и с тех пор сменились десятки поколений. Но тут, скрипя рассохшимся паркетом, в пасторальную картину мира вторгся Мориарти.
— Я знаю. Завтра в Оксфорд по делам приезжает Майкрофт, и тебе известно об этом уже два дня. Предполагается показать ему меня в качестве ярко выраженного протеста против… Кстати, не объяснишь, чего ради мне изображать флаг революции?
Холмс отвернулся к стене, подтягивая колени к груди.
Шерлок ни на кого не хотел смотреть. Было бы здорово навсегда остаться здесь, не думать о глупости окружающих, о том, что, к великому сожалению, именно она считалась нормальной. Не вспоминать о Майкрофте.
Пропускать семейные праздники — верх неуважения.
Хм, когда я учился, нагрузка была серьезнее. Может, стоит задуматься об еще одном факультативе?
Не хочешь рассказать поподробнее о своих друзьях?
О, да. Он бы хотел. Он бы очень хотел посмотреть, как изменится бесстрастное лицо Майкрофта. Одно дело шпионить, и совсем другое — убедиться лично, не правда ли?
— Я жду, — напомнил о себе Мориарти.
Шерлок неохотно повернулся к нему, встретив обжигающий взгляд.
— Можешь играть в войну с братом сколько душе угодно. Но не вздумай втягивать в это меня, ясно? — Джим схватил Шерлока за подбородок. — Ты, конечно, с детства привык, что любые капризы будут исполнены…
Видимо, что-то в осунувшемся лице изменилось, заставив Мориарти усмехнуться.
— Спокойно. Избавь меня от рассказов об ужасах взросления в родовом гнезде Холмсов.
В ответ Шерлок обхватил запястье удерживающей его руки. Мориарти чертыхнулся сквозь зубы, когда грубая ткань толстовки прижалась к свежему ожогу, полученному, Шерлок помнил, по его вине.
— Да ты прямо-таки всеведущий мудрец. Еще немного — и станешь совсем как они.
— Они? Количество врагов растет с каждой минутой, нас окружают!..
— Заткнись. — Холмс рывком поднялся на ноги и, перешагнув через Джима, принялся бродить по комнате. — Ты знаешь, зачем я притащился к Маккензи? Не сегодня, а тогда, на первом курсе? Разумеется, знаешь, но не мни себя Богом, было и другое. Возможность увязать причину и следствие, логически построить зависимость того, что вижу я, и не замечают остальные. Весь этот путь, от общего к частному, выявление взаимосвязи между элементами системы — вот ради чего я все еще торчу на кафедре. Понимаешь, ради процесса нахождения ответа. — Он беспомощно уставился на неправильно плывущие облака.
Джим закинул руки за голову и скрестил ноги.
— Предположим, понимаю.
— Меня приводят в ужас все эти разговоры профессора об идеальном уравнении.
— Это только разговоры.
— Представь теперь, что такая программа реально существует. Ты вбиваешь необходимые параметры, задаешь начальные условия, описывая проблему. Любую проблему, черт с ними, с системами безопасности. А на выходе получаешь оптимальное решение. Единственно верный ответ, математически извлеченную истину в последней инстанции.
— По-моему, это манна небесная. Люди пойдут на что угодно ради такого.
— Зачем тогда все остальное? Мотивы, цепочки, поиск — все обесценится, потеряет смысл. Я знаю, я вырос в окружении таких программ. Тех, кому всегда известно, что произойдет дальше, потому что они и создают это самое «дальше». Они сводили меня с ума. К тому времени, как идея нарушить их алгоритм каким-нибудь непредсказуемым поступком стала навязчивой, Майкрофт решил, что расстояние охладит мой пыл.
Джим картинно приподнял брови, обведя глазами комнату.
— Что-то подсказывает мне, что он ошибся. В общем, что я хотел сказать, ящерка, пока ты не увлекся и не залил тут все подростковым ядом. В твоем возрасте быть таким наивным идиотом — преступление, честное слово. Мне за тебя стыдно. Кстати, пачка последняя, и я никуда отсюда не пойду.
— Другого я и не ожидал, — огрызнулся Шерлок, поймав себя на том, что бездумно крошит уже вторую сигарету.
— Но, — продолжил Мориарти, вскакивая с матраса и отнимая у Холмса зажигалку. — Я попрошу Маккензи, чтобы он на весь завтрашний день засадил тебя заниматься самой нудной и тупой работой, которую только сможет придумать. Уж из лап профессора тебя не то что Майкрофт не вытащит, там даже ядерная война не поможет. А сам я наконец посижу в тишине и покое, презирая тебя за трусость и глупость. Отличный план, м?
— Другого я и не ожидал, — повторил Шерлок, мысленно отмечая, что бессонница действительно может оказывать просто чудесное влияние на характер.
Он понятия не имел, как он здесь оказался.
Нет, Шерлок, конечно, помнил, как шел к берегу, как увидел темную фигуру, сидящую у кромки воды. Издевательская романтика, если подумать.
Он в принципе не представлял, как он при всех своих — пусть и весьма расплывчатых — убеждениях и привычках умудрился провести столько времени с кем-то. Тем более, если этим кем-то был Мориарти. По большей части он вообще не задумывался о происходящем. Джим стал константой с первой минуты, ею и оставался, периодически и чертовски непредсказуемо меняя знак.
Шерлока устраивало.
Иногда они неделями не разговаривали. Вообще-то, он не был уверен, что они хоть когда-нибудь разговаривали в том смысле, который вкладывают в это слово, ну… люди. Мирно беседовали о погоде или о том, как прошел день. Боже, нет.
Они могли огрызаться, оскорблять друг друга, спорить, кричать, а также использовать невербальные средства общения, включающие насилие.
Шерлока более чем устраивало.
Принимая положение вещей как свершившийся факт, он едва ли когда-нибудь решил бы проанализировать ситуацию. Но вот уж действительно, Мориарти был чертовски непредсказуем.
В первый раз — для Шерлока первый, разумеется — он оказался не готов.
Он с детства не любил ощущение, когда обстоятельства заставали его врасплох. Например, Шерлок жутко расстроился, узнав о гравитации, о секундах и минутах — он не понимал, как человечество добровольно согласилось разграничивать свою жизнь на такие крошечные отрезки, и почему он должен тоже.
Шерлок оказался не готов. Сначала он подумал, что ошибся дверью, потом — что ошибся реальностью.
Из-за порога выплескивалась чернота, словно все законы вывернули наизнанку, и теперь не свет распространялся от источника, а отсутствие света. Шерлок медленно вошел внутрь, нашарив выключатель, щелкнул раз, другой. Безрезультатно.
— Джим? Что происходит?
В этой квартире еще никогда не было так тихо. И темно.
— Джим, что ты сделал с окном? Закрасил? Заклеил мешками для трупов? Джим, ты вообще здесь?
Шерлок не боялся темноты. Пришедшая тревога была необъяснимой.
Будто призрак пролетел — кажется, так говорили в детстве.
Плотно затворив дверь, Шерлок достал зажигалку, очень надеясь, что если он не чувствует запаха газа, значит его и нет. Огонь на мгновение ослепил его — несмотря на то, что света едва хватило, чтобы хоть как-то разогнать противоестественную черноту.
Под ногами хрустело стекло — колбы, пробирки, все вдребезги. На полу пестрели пятна, какие-то из них до сих пор дымились. Перевернутый стол был похож на мишень для метания ножей. Большая часть книг оказалась безнадежно залита перемешавшимися химическими растворами, одной искры стало бы достаточно, чтобы все здесь запылало, и Шерлок чувствовал себя камикадзе, но не мог затушить пламя.
Он начал пробираться к окну, чтобы при нормальном освещении как следует осмотреться, но даже в таких условиях, в царящем вокруг беспорядке он не видел признаков постороннего вмешательства. Что бы ни произошло, это сделал Джим. Осталось только выяснить, что же произошло.
— Уходи.
До этого момента паника лишь скользила рядом холодным сквозняком, теперь же ужас налетел порывом ветра, заставив задохнуться, обернуться резко, до тошноты. Мориарти сидел на полу, сцепив руки в замок на шее и устроив локти на коленях. Лица его не было видно, голос казался механическим. Шерлок напомнил себе, что всему можно найти объяснение — по крайней мере, он может, он должен.
— Джим…
— У меня здесь тоже есть спички, ящерка, так что уноси ноги сам и не вздумай звать кого бы то ни было.
Шерлок оказался не готов. Он ушел. Сидя ночью в комнате общежития, где не появлялся уже черт знает сколько времени, он думал, что так, наверное, и чувствует себя лента Мёбиуса, которую внезапно перерезали.
Огромное удивление закончившейся бесконечности.
Миллион открытых вкладок. Психологические форумы, психиатрические статьи. Шерлок листал страницу за страницей, диагноз за диагнозом: наркотический делирий, МДП, обострения, пограничные состояния.
Обновляя страницу местных новостей, он каждый раз ожидал увидеть сообщение о взрыве, пожаре, о жертвах. Он почти мог различить зарево на горизонте.
Через два часа зарево переросло в рассвет.
Спустя еще четыре дня и семнадцать сообщений Мориарти практически приволок Шерлока обратно. О произошедшем напоминали пятна на паркете и жутковатая бледность Джима, оборудование же и библиотека были восстановлены до мелочей.
— Вот так просто? — спросил Шерлок, оглядываясь.
Джим стоял, наклонив голову, его лица снова не было видно.
— Да.
— Что мне делать, когда это случится опять?
— Уходить. У тебя есть выбор — либо уходить каждый раз, либо уйти сейчас и больше не возвращаться.
Шерлок оказался не готов. Он остался.
На лестнице было пусто и тихо. Здесь не было слышно Себастьяна, который отмечал уже восьмой день рождения за последние три месяца, так как был уверен, что имениннику невозможно отказать. Сюда не доносилась музыка, крики и скрипы — Шерлок и не представлял, насколько отвык от всех этих раздражающих мелочей. Но тут, как назло, дверь на площадку с грохотом врезалась в стену, и на ступеньки выпал Стив.
— О, привет, чудик! — Стив помахал Шерлоку бутылкой шампанского, заливая себя пеной. — Скучаешь?
— Нет. — Холмс неприязненно поморщился, когда брызги попали на обложку книги.
— Никуда она не убежит, что ты в нее так вцепился, — хохотнул Стив, фамильярно усевшись рядом.
Он был новым аспирантом у Маккензи, и единственной причиной, по которой Шерлок все еще говорил с этим пьяным организмом, являлось то, что им довольно часто приходилось пересекаться на кафедре, где Стив вел себя куда более приемлемо.
— Тебя уже потеряли на вечеринке. — Каким-то образом оказалось, что отодвигаться некуда, в спину упирались перила.
— Да ладно! Пойдем. — Стив водрузил руку Шерлоку на плечо. Холмс мог различить капельки пота, стекающие из-под белесых тонких волос, и свое отражение в выпуклых рыбьих глазах. — Там столько симпатичных мордашек и всего остального. Развеешься. — Он придвинулся еще ближе. В лопатку впилась чугунная роза. — Или ты тоже боишься старину Джимми? В конце концов, что в нем такого особенного?
Шерлок извернулся и поднялся, чудом удержав равновесие на краю ступеньки.
— Начнем с того, что у него есть мозг. В отличие от… — Он презрительно махнул рукой в сторону Стива. — Так что спасибо за приглашение, но я, пожалуй, воздержусь от смазливых мордашек. И тем более, от всего остального.
***
Дыхание на улице вырывалось паром, от быстрой ходьбы щеки пылали. Первые полчаса он бесцельно слонялся по каменному лабиринту города. В третьем часу ночи старинные башни и острые силуэты зданий чернели аппликациями на темно-синем небе.
Не жизнь, а иллюстрация к готическому роману.
Шерлок не читал романов.
Он вообще читал крайне мало художественной литературы. Очень редко — приключения. Никогда — о любви.
Как он тогда оказался здесь, на пути к озеру, к месту, где прошлым летом Джим, давясь от смеха, торжественно выкинул свой наладонник, проспорив Шерлоку в очередном идиотском пари?
Сентиментальность и Мориарти — несовместимее были только пентобарбитал и бутылка Рэд Лейбл. И уж в любом случае милосерднее.
Но чем больше Шерлок думал обо всем, что происходило вокруг него, тем сильнее становилось его недоумение. Он один знал о срывах. Единственный, кто когда-либо видел Джима таким.
И Джим тоже видел его. Смотрел и просто видел. Без разговоров. По-настоящему.
Господи, как же это доверие пугало.
Уже подходя к берегу, в темноте и тумане, надвигающимся от воды, Шерлок скорее угадал, нежели действительно увидел фигуру.
— Ты? В смысле, тут. Хм. — Сейчас было холодно даже для тонкой куртки, которую Холмс успел натянуть, выскакивая из общежития. Мориарти же, как обычно, плевал на стылость, пробирающую до самых костей. Он сидел на траве, и ткань футболки была влажной от росы, когда Шерлок дотронулся до его плеча. — Как ты?
Джим потер подбородок, мрачно ухмыляясь.
— Прямо блещешь умом и красноречием сегодня. Я поражен. — Он вздрогнул и странно покосился на Холмса, когда тот набросил ему на спину свою куртку. — Я должен заплакать от умиления?
— Как хочешь. — Шерлок уселся рядом.
За озером тускло светились огни. Ветер стих, и отчего-то холод ощущался совсем не так, как ожидалось. Он касался кожи, успокаивая, и в тишине плеск воды и чужое дыхание становились частью этой ночи — так же, как огни и туман, и жар тела рядом.
— Шерлок, скажи мне, — спустя несколько минут Джим нарушил молчание. — Ты совершенно не понимаешь, что делаешь?
— Что на этот раз?
— От тебя пахнет шампанским. И лосьоном после бритья, Шерлок. Чужим, между прочим, лосьоном, сукин ты сын. Понимаю, что ты не ожидал увидеть меня здесь, но уж заметив, боже… Я бы на твоем месте уже был за пределами страны.
Произнося эти слова, Джим равнодушно смотрел куда-то вдаль, что не помешало Холмсу оценить всю серьезность происходящего. Мориарти, в принципе малоадекватный вспыльчивый тип, сейчас и вовсе был нестабилен. Отогнав навязчивую мысль, что утопленника наверняка приедет опознавать Майкрофт, он медленно кивнул.
— Я бы с удовольствием дал разгуляться тому ревнивому ирландскому садисту, что обитает в твоем жутком подсознании, но, думаю, придется отложить казнь. Видишь ли, я не настолько задирист, чтобы отпихивать от себя тушу Стивена Хилла на узкой лестнице общежития, куда ты меня выселил, между прочим.
Мориарти, как-то резко выдохнув, начал шарить по карманам джинсов в поисках сигарет.
— Убью тупого ублюдка, — сообщил он, почти не разжимая губ.
— Ты бросил, Джим.
Шерлок понял, как прозвучала последняя фраза, когда она уже вылетела изо рта, и менять что-либо было поздно.
Они никогда не говорили, но молчали о многом — о скелетах в шкафах, реальных и символических. Молчали вообще и о Карле Пауэрсе в частности.
— Прости.
Джим не ответил. Слова никогда не означали раскаяния, а тишина — прощения. Шерлок понимал, что раскаяние и Мориарти были несовместимы по определению. Несовместимее только Мориарти и сентиментальность. И все же они оба сидели на берегу спустя столько времени, и не осталось ни единой мысли одного, которая не была бы известна другому.
И все же.
На языке вертелось «ты знаешь…», бессмысленное и никому не нужное, пустое, ничем не подкрепленное — ни мотивами, ни доказательствами — пришедшее из холода и ночи, и тумана, и огней. «Ты знаешь, я…»
— Я знаю. Я тебя тоже.
В какой-то момент земля под ногами стала мягче, пружинистей. Снова начал накрапывать дождь или, возможно, это капало с листьев. Судя по всему, он дошел до соуфилдского парка, пустынного и тихого в столь поздний час. Откуда-то издалека долетала музыка, должно быть, со студенческой вечеринки, и изредка слышались взрывы смеха. Слабое эхо растаскивало обрывки звуков меж стволами, превращая смех в рыдание, а музыку в вой.
Please tell me now
I want to know
Шерлок шел по темной аллее. Казалось, чем быстрее он будет идти, тем меньше мыслей задержится в его голове. Рациональная часть сознания отключилась где-то между Бэар-лэйн и лестницей в квартиру, которую он привык считать домом. Он застрял на четвертой ступеньке, понимая, что не может больше сделать ни шагу. Холмс не представлял, что будет дальше, его растерянность оказалась велика настолько, что он едва мог вспомнить, как люди двигаются, как дышат, тем более — как говорят.
Впереди маячила огромная черная дыра.
Она не исчезла, когда Шерлок развернулся и начал спускаться. Теперь в парке она приобрела некоторый визуальный смысл, превратившись в тонущий во мраке туннель, образованный ветвями деревьев.
Мир вообще стал ужасающе реальным, несмотря на призрачность теней, застывших по краям дорожки, на разрозненные ноты, приносимые шелестящим ветром.
I have to hear it from your lips
Say it's not so
В реальном мире жертва не всегда была безликой, орудие преступления — просто уликой, и только убийца оставался убийцей всегда. В отличие от остальных людей, Шерлок не мог позволить себе самообман, приносивший облегчение, его мозг отвергал иллюзорные идеи о том, что он не ожидал такого финала.
Он изучал и анализировал каждую грань чужой личности, сначала из любопытства, потом назло, а потом причины позабылись, и осталось чувство единства, прорастания друг в друга. Шерлок не мог не знать, чем закончится этот побег от реальности в обществе чокнутого психа, который был немного слишком для всех, кроме него.
Раз за разом мысль прокручивалась в его голове, заставляя брести, не разбирая дороги. Проверенный способ проветриться сейчас уводил его все дальше и дальше в темноту.
Находясь в каком-то пограничном состоянии, шаги за спиной Шерлок услышал далеко не сразу. Страх на мгновение задел нервы — и они лопнули, повисли безжизненными немыми струнами, оставив его спокойным и безразличным к собственной судьбе.
— Ночной парк — не лучшее место для прогулок. — После долгого молчания голос, раздавшийся позади, звучал хрипло.
— Ничего, я в детстве занимался боксом, — также хрипло ответил Шерлок.
— Ага, до девяти лет. И скрипкой до двенадцати, но это, поверь мне, не значит, что ты умеешь играть. И тем более — драться.
— Ты прав, — согласился Холмс, чем, вероятно, жутко удивил своего собеседника. — Однако пока здесь нет никого, кроме нас.
— Меня как противника ты уже не рассматриваешь?
Шерлок остановился и повернулся к Мориарти. Посмотрел на белое лицо, на кулаки, сжатые в карманах. Джим сутулил не по-мужски узкие плечи, чересчур большие глаза снова казались черными провалами. От такой знакомой картины дыхание перехватило. В эту черноту Шерлок падал во сне, она зияла в конце пути.
— Нет, я не рассматриваю как противника себя, Джим. Не сегодня. — Хотелось, чтобы все прекратилось, сию же минуту, чтобы срослась пропасть под ребрами глубиной в четыре года, чтобы из сердца исчез металл. — Я полностью в твоем распоряжении. — Шерлок развел руками, передразнивая издевательские движения, свойственные Мориарти. — Что, специально дал мне лишние сутки, чтобы я сам все выяснил? Так веселее? А если бы я не догадался?
— Не говори глупости, — покачал головой Джим.
— Действительно, все же было элементарно. Думаю, после пятничного инцидента профессор решил, что не может потерять еще и любимую работу. Он сам тебе позвонил, так ведь? Я помню…
Мориарти судорожно выдохнул сквозь зубы, но, возможно, Шерлоку показалось.
—… звук звонка. Я не был уверен, но исходя из твоей реакции, так все и было. Середина ночи, вы оба далеко не трезвы. Что он предложил тебе?
— Уйти с кафедры и продолжать исследования в другом университете. В противном случае он обещал, что степень я не увижу ни при каких обстоятельствах.
Шерлок кивнул.
— Ожидаемо. Ты, как обычно, стоял около полки с наградами, сбоку от стола, Маккензи всегда говорил, что ты неотесанный гость, и предлагать тебе присесть — пустая трата времени.
— Зато ты постоянно забирался на все поверхности с ногами, как дрессированный ворон на перекладину, — огрызнулся Мориарти в ответ.
Уголки губ против воли дрогнули, словно на секунду все стало как прежде, и сразу следом ударило осознание, что как прежде уже никогда не будет. Пересилив себя, Шерлок продолжил.
— Профессор сидел за столом вполоборота. Все кругом было завалено бумагами, папками, студенческими работами. В левом углу на привычном месте лежала стопка конвертов и нож для резки бумаг. — Говорить стало труднее, что-то пережимало горло, сдавливало виски. Описанная картина представала перед глазами невыносимо ярко. — В одном движении от тебя, в одном ударе…
— Хватит, — оборвал его Джим, шагнув вперед.
Шерлок не сдвинулся с места. Невидимые тиски продолжали сжимать его голову и грудь.
— Действительно, хватит, — повторил он. — Представление окончено, беспокоиться не о чем. Никто ничего не видел, никаких доказательств против тебя нет, да и от меня останется только маленькая заметка о несчастном случае в парке.
Мориарти потер переносицу. Хмыкнул, прикрыв рот ладонью, потом еще раз и еще, пока, не в силах больше сдерживать хохот, не согнулся пополам посреди аллеи, хлопая себя по коленям и всхлипывая.
— Ты… — еле выдавил он, — Ты неподражаем. Маленький, избалованный истеричный идиот. Я таскался за тобой два с лишним часа, пока ты, отключив мозги, строил из себя страдальца. И вот, когда великий Шерлок Холмс наконец соизволил обратить на меня внимание и поведать о моем страшном преступлении, оказывается, я еще и его хочу убить. Ящерка, это жестоко. Лучше бы ты сразу пошел в полицию.
Он уже не смеялся и даже не улыбался. Таким смертельно серьезным Мориарти не был очень давно.
— Но я не собирался… — Шерлок подавился окончанием фразы, когда Джим схватил его за воротник и притянул к себе вплотную.
— Приди в себя, — прошипел он, безостановочно шаря взглядом по лицу. — Черт бы тебя подрал, это важно.
Отшвырнув Холмса так, что тот едва удержался на ногах, Мориарти застыл. Ветер стих, музыка тоже, казалось, смолкла на время. В тишине раздавалось только тяжелое дыхание.
— Я знаю тебя от корки до корки, Шерлок. А ты себя — нет. Не знаешь, куда идти, что делать. Мечешься туда-сюда, но все время против. Против течения, против всего мира. Если он тебя не устраивает, почему бы не установить свои правила? Они ведь тебе так нужны… — Мориарти грустно усмехнулся. — Когда-то ты утверждал, что мораль есть плен бинарной логики, в котором человеческий разум ограничен двумя крайностями. Ты горд тем, что стараешься держаться посередине, ящерка, а я уже давно вне этой конструкции. Моя совесть не дрогнет и не породит призрак Маккензи, она выдержит десятки, сотни других смертей — потому что ее просто нет. Не пытайся, ты не сможешь этого понять, находясь на полпути между истиной и ложью. Но я подожду. В отличие от тебя, терпения мне не занимать…
Слова обволакивали Шерлока, опутывали липкими нитями его разум, и происходящее все больше и больше напоминало ему лихорадочное видение. Отчего-то стало душно, где-то на севере гремела гроза. Холмсу подумалось, что если ночь загустеет еще сильнее, то они навсегда увязнут посреди темного парка в безнадежной попытке понять друг друга.
— Что теперь будет? — перебил он Мориарти, обреченно опускаясь на траву у обочины. Неправильное искривленное пространство в конце концов свело траекторию его полета и поверхность земли в этих росистых зарослях.
— Дождь, — ответил Джим, глядя в черную дыру над головой. — Теперь будет дождь.
Солнце уже почти полностью поднялось над горизонтом, и потоки света, отражаясь от снежного покрова, нещадно слепили глаза. Джим стоял, повернувшись спиной к огненному диску — силуэт, на который больно было смотреть. Шерлок, пошатываясь, отошел обратно к деревьям, где еще оставались тени. Голова кружилась, а желудок поднимался к горлу при любом резком движении. Он давно не ел и очень мало спал, у него был напряженный график, и он, конечно же, знал, что все это тут не при чем.
В попытке потянуть время Шерлок криво улыбнулся.
— Дождь и правда начался спустя полчаса после твоего ухода. А в следующую нашу встречу на тебе была надета дурацкая футболка и салатовое белье.
Джим не ответил. Тогда, десять лет назад, он молча исчезал в темноте, сейчас — так же молча растворялся в свете. Шерлок не мог отделаться от ощущения, что он попал в негатив старой фотографии, на которой осталось неизменным все, кроме самой сути.
— Пожалуйста… — он тяжело сглотнул, но рот тут же снова наполнился привкусом желчи. — Пожалуйста, скажи, что это не так.
Шерлок не мог разглядеть лица Мориарти, сквозь грохот в ушах он с трудом услышал тихое: «Я не могу», от которого внутри все оборвалось, как будто чужое свидетельство окончательно превратило сон в явь.
Перед глазами со скоростью света промелькнули все ночи, на протяжении которых его затуманенное сознание натыкалось на стену, выстроенную между событиями тех дней и безрадостным настоящим. Раз и навсегда покинув Оксфорд, он старался не возвращаться туда даже в мыслях, очевидно инстинктивно опасаясь не только воскресить в памяти пережитое падение, но и наткнуться на нечто более страшное, надежно похороненное под обломками прежней жизни.
Теперь же застарелое знание, вытащенное под пылающие рассветные лучи, разлагалось, растекаясь по венам, причиняя почти физическую боль. Это оказалось похоже на детскую картинку, где среди зарослей нужно было разглядеть обезьян: однажды увидев оскаленную морду, притворяться, что на рисунке лишь кусты, становилось невозможно.
Шерлок был консультирующим детективом, лучшим и единственным в своем роде, и его разум — несмотря на панику, головокружение и черные круги, расходящиеся на снегу — продолжал беспристрастно выявлять штрихи, изменяющие прошлое.
Все становилось на свои места, незначительные факты обретали новый смысл. Дурное самочувствие, списанное тем утром на абстинентный синдром, было слишком всеобъемлющим для простого последствия употребления алкоголя и психостимуляторов. Зато боль в мышцах вполне объяснялась мощным выбросом адреналина, вызванным каким-то серьезным потрясением. Разрешилась загадка неправдоподобно четкого видения ножа, лежащего на столе — ведь Шерлоку казалось, что он может прочесть адреса на конвертах, когда он описывал Джиму воображаемое место преступления. Даже запахи прокрались в его давний кошмар не случайно. Холмс застонал и сжал голову руками в надежде прогнать вспыхивающие образы.
В камине никак не желают разгораться отсыревшие бруски, слышатся сдавленные ругательства. С края столешницы на пол глухо капает разлитый коньяк. Пахнет железом, ржавчиной, его руки пахнут теплой ржавчиной. Его руки оставляют красные разводы на груди, и тот же сердитый голос, который ругался на дрова, шипит ему ничего не трогать.
Изображение знакомого кабинета погасло, сменившись видом обшарпанной квартиры с матрасом, книжным шкафом и единственным стулом. На нем всегда, всегда лежала гора одежды. В то утро, ища, куда бы пристроиться с ноутбуком, Шерлок лишь мельком взглянул на привычную свалку, рассеяно подумав, откуда взялись влажные пятна на его рубашке.
Словно ночью он вляпался в нечто очень грязное, и кто-то пытался смыть все следы.
Последняя мысль настигла его уже в настоящем. Шерлок почувствовал, как тело содрогается, и, ободрав руку о кору, рухнул на колени. Рвотные позывы мучительно сотрясали пустой желудок, и это длилось и длилось, пока ему не начало казаться, что сейчас он вывернется наизнанку в прямом смысле слова. Наконец приступ тошноты прошел. Опираясь о корень, Шерлок никак не мог отдышаться, но все-таки заставил себя поднять голову и посмотреть на Мориарти. Тот стоял на том же месте, не пытаясь, впрочем, подойти ближе.
— Ты был там, — прохрипел Холмс, щурясь, чтобы вернуть зрению четкость.
— Да, — последовал короткий ответ. Джим звучал как автомат — или юрист высшего класса — без эмоций и оттенков.
— Что произошло? — Шерлок сжал пальцами узловатый корень, все еще не уверенный, что ноги согласятся его держать. — Я… почему я…
— В чем-то ты остался прежним, ящерка, — протянул Джим, не меняя тона, без насмешливости и ехидства слова тяжело падали на мерзлую землю. — Вечно хочешь узнать, где спрятан яд. Но не волнуйся, я нахожу эту стабильность весьма привлекательной. Милой константой в расчетах. — Он заложил руки за спину и отвернулся к полю. — Ты убил профессора Маккензи, спасая мир от ужасной угрозы — по крайней мере, так тебе тогда казалось.
Шерлок покачал головой.
— Нет. Ты, должно быть, шутишь…
— Вот и я говорю, забавная вышла история, — пожал плечами Джим. — Насколько я понимаю, последним, что ты более-менее помнишь, был телефонный звонок. Я даже не стал смотреть на номер — в третьем часу ночи нам мог позвонить только один человек. Как мы тогда говорили: на кафедре нельзя найти ни одного существа…
— … в трезвом уме и здравой памяти, — закончил Холмс и поежился.
Мориарти вздохнул.
— Вытащить из постели, из-за барной стойки, достать в ночь с субботы на воскресенье и усадить за работу — Маккензи был неумолим, да. От одного его взгляда у плохо подготовленного студента весь хмель моментально выветривался из головы. Но не у нас с тобой, ящерка. Боже, какие идеи приходили в голову под колумбийским первым, — в его голосе скользнула ностальгия. — Сейчас уже совсем не то, ты знаешь. Но я отвлекся на прекрасные воспоминания. Итак, я безуспешно боролся с бессонницей и особо защищенным сайтом, ты почти спал. Маккензи же был не просто бодр, а прямо-таки взбудоражен. Отказавшись объяснять что бы то ни было по телефону, он сказал, что ждет нас обоих у себя дома немедленно. Мое раздражение, и без того повышенное четвертыми сутками без сна и приближающимся советом, скакнуло в совсем уж заоблачные высоты, и я заявил, что бежать сломя голову, не закончив с сайтом, не собираюсь.
— И я пошел один. — Шерлок пустым взглядом уставился в спину Мориарти.
— Когда я толкнул дверь кабинета, — продолжил тот, не утруждая себя констатацией очевидных фактов, — профессор уже был мертвее мертвого, да и ты не слишком походил на живого. По твоим бессвязным словам выходило, что Маккензи удалось вывести уравнение, считавшееся сказкой, эдакой недостижимой мечтой, как вечный двигатель или материя, перемещающаяся со скоростью света. То самое уравнение, которое пугало тебя до безумия. Я так и подумал в первый момент — решил, что ты сошел с ума и прикончил профессора. Было бы логично, правда? — Он говорил все быстрее и быстрее, как и всегда, когда волновался. — Знаешь, я, кажется, никогда в жизни до той ночи не думал так… всенаправленно. Возможно, виноваты были оставшиеся в крови наркотики, но клянусь, я одновременно видел тебя, бледного до синевы, с окровавленными руками, залитые алкоголем бумаги, тело профессора, скособочившееся в кресле, и жалел о том, что руки катастрофически не успевают за мыслями. Ты без конца повторял, что надо уничтожить все выкладки, и я собрал исписанные листы, на всякий случай делая вид, что собираюсь разжечь камин. Сунув их за пазуху, едва успел пресечь твое намерение оставить отпечатки на всех поверхностях. Я уничтожил улики, которые могли бы указать на наше пребывание там, начиная от исходящих звонков на телефоне профессора и заканчивая следами обуви. В самом конце я крепко ухватился за рукоятку ножа — так, чтобы камень впился в кожу, и вытащил лезвие. Думаю, оно до сих пор ржавеет на дне Каролины.
В глубине рощи защебетали птицы, и их пение в подобных обстоятельствах было самым нелепым, что когда-либо слышал Шерлок. Брюки на коленях промокли и противно липли к телу, но он уже не ощущал ни холода, идущего от земли, ни тепла солнечных лучей.
— Зачем? — спросил он, но на самом деле из его рта не вылетело ни звука. Он попытался еще раз. — Зачем?!
— Зачем что? — Мориарти перевел взгляд со снежных просторов на Шерлока, и глаза его потемнели. — Взял на себя убийство? Мне как-то показалось несусветной глупостью оставлять твой интеллект гнить в чувстве вины за преступление, совершенное из мутных побуждений под влиянием посторонних веществ. У меня были на тебя другие планы.
— Зачем рассказал мне сейчас? — закончил Холмс, сжав зубы.
— Ах, это… — Вот теперь Джим сосредоточил все свое внимание на Шерлоке. Он приблизился к нему, но не предложил подняться, а сам опустился рядом. — Это мой главный козырь, — просто сказал он. — Несколько лет я расшифровывал записи профессора, оказавшиеся бесценными. Оставшееся время бился над программой. На меня работали самые лучшие специалисты, но даже с их помощью дело продвигалось медленно, гораздо медленнее, чем мне бы того хотелось. Но, наверное, все к лучшему.
— Что ты имеешь в виду?
Вот сейчас, посреди снега, солнца, разбившийся между двумя вариантами собственной жизни, Шерлок окончательно понял, каково это было, оказаться «вне конструкции». Безошибочно угадав его мысли, Мориарти кивнул.
— Если бы я не утерпел и явился раньше, мы бы оба проиграли. Год за годом ты шел от мальчишки, бунтующего против любого контроля, к гению, застрявшему в хаосе скуки и обыденности. Ты так привык находить истину и швырять ее под ноги остальным, как хозяин швыряет кость своим псам, Шерлок. Ты был готов и без моего рассказа. А теперь — готов тем более. На собственном примере ты почувствовал, как легко черное превращается в белое. Все относительно, ящерка.
Шерлок закрыл глаза и повернул голову к солнцу. Темнота засветилась красным. Распахнув веки, он моргнул, глядя в лицо Джима, оказавшееся очень-очень близко.
— Ты ведь не скажешь «нет»? — одними губами спросил тот.
— Нет.
— Сделай громче, у меня здесь шумит вода!
— Не могу найти пульт.
— Ну так нажми кнопку на телевизоре.
— Хорошо. — Джон вылез из-за стола и увеличил громкость. Голос диктора разнесся по всей квартире.
— Согласно последним сообщениям, ситуация с международным конфликтом, известным общественности под названием «Восток против Запада», продолжает ухудшаться. Дипломатическая встреча глав государств, назначенная с целью мирного урегулирования возникших разногласий, находится под угрозой срыва. В неофициальных источниках информации были упомянуты похищенные данные о противоракетной обороне США.
— Да что же это такое творится? — растерянно спросила Сара, выходя из ванной и вытирая волосы полотенцем. — Как будто мир пытаются разделить пополам.
— Игра в солдатиков, — процедил Джон, нахмурив брови.— Кому-то очень скучно.
На экране маршировала — пока еще в рамках парада — китайская пехота. Съемка велась из вертолета, и с такой высоты люди, одетые в одинаковую форму, действительно казались детскими игрушками. Кадр сменился, и в телевизоре замелькали желтые щербатые стены Кандагара, где снова шли бои.
— Выключи, — отрезал Уотсон, инстинктивно выпрямляясь и протискиваясь мимо Сары в комнату. — Я уже наигрался в войну.
The End
Он прекрасен!
Надеюсь и остальные члены команды подтянутся
*иначе буду ж всех вытягивать силой и трындеть "иди пиши автору, иди пиши автору" x)))*Будем ждать
милая розмари
Я тоже надеюсь
omg, you are real hero
I can't believe my eyes. I'm so shocked. I couldn't even imagine, that it's possible, that somebody from another country will read my fics. THANK YOU, YOU ARE INCREDIBLE.
Is pakost's new fanart for your fic? - yes, it is)))))))
They are absolutely fantastic, you are such a great fanvider, thank you, thank you, thank you. I re-watched them thousand times! <3 <3 <3
P.S. by the way, it there anywhere a translation of "Rosemary" lyrics in english? The clip is great and I'm so curious what the song is about... hmmm google translation is an idea)
)
thank you so much, the song is beautiful, will try to watch the fim :>
*
i have just read the lyrics
wow it's simply gorgeous
ahaha, mu nickname is translated in english as "sweet rosemary", actually))