Фанфик "Resistance"

[world-of-jim]

Название: Resistance
Автор:  Sinnerm@n
Бета:  u.s.b.,  Alves
Версия: сериал «Шерлок» (BBC)
Размер: мини, 3 816 слов
Пейринг/Персонажи: Себастьян Моран/Джеймс Мориарти
Категория: слэш
Жанр: PWP, драма, кинк, омегаверс
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Лгать другим можно, себе — бесполезно.
Примечание/Предупреждения: OOC, изнасилование, секс с посторонними предметами, нецензурная лексика. Название переводится как "Сопротивление".
Работа написана для команды

fandom Holmes 2013

http://fk-2o13.diary.ru/?tag=4901852 на

ФБ2013

http://fk-2o13.diary.ru/

«Удача любит смелых», — так мысленно говорил себе Себастьян Моран перед каждым заданием. «И сильных», — добавлял он. Это стало своего рода традицией, мантрой. И судьба, словно в подтверждение этих слов, благоволила амбициозному альфе, прошедшему в составе особого британского подразделения нелегкий военный путь в афганских и иракских пустынях. За короткий срок Моран сумел снискать славу не только отличного стрелка, но и хладнокровного и жесткого лидера, человека, который привык брать свое и не отдавать его никому. Он четко делил людей на ведущих и ведомых и был ярым приверженцем теории объективного неравенства альф и омег.

После увольнения со службы отставной полковник не собирался менять взгляды, будучи убежден, что в этом мире правит сильнейший, а место течных, как пренебрежительно называли омег, у пилона стрип-клуба, под альфой или на кухне. Попытки омег добиться хоть какого-то социального равенства вызывали в нем категорическое отторжение. Кто сказал этим нижним, что они способны управлять крупными компаниями, служить в армии, занимать высшие государственные должности или голосовать на выборах? И что за бред вообще — всерьез бороться за право отказа альфе? К половым же преступникам — омегам, которые с помощью медицинских препаратов или нелегальных операций скрывали свою природу, — он испытывал жгучую ненависть. Пару раз его даже задерживали за особо жестокое обращение с омегами, которые притворялись бетами или альфами. А после того как он, опознав в старшем по званию бете омегу, изнасиловал его перед подчиненными, с подачи высокопоставленного покровителя жертвы Морана отправили в отставку (сохранив, однако, при этом звание и не внеся данные об инциденте в личное дело — в этом вопросе общество и теперь негласно принимало сторону альфы).

Приняв решение или получив задание, он, привыкший подавлять и подчинять, всегда действовал быстро и точно, выбирая кратчайший и максимально эффективный путь. Вот и теперь, вместо двух недель, отведенных боссом на устранение ставшего в последнее время ненадежным партнера из правительственных кругов, отставной полковник уложился менее чем в одну.

Уже на второй вечер цель была обнаружена им в закрытом клубе Дублина, где любили играть с высокими ставками, а также назначать встречи, требующие особой конфиденциальности. Анонимность приветствовалась, а подвыпивший клиент был явно расположен к флирту. Морану не составило большого труда разговорить жертву, и уже после третьей порции виски убедиться, что перед ним — нужный объект, который к тому же является скрывающей свою природу омегой. Для Морана всегда было загадкой, как Джиму удавалось вычислять их чуть ли ни с первого взгляда.

Просматривая данные по выбранной боссом цели, Себастьян внимательно выслушал информацию и удивленно вскинул бровь, услышав от презрительно растягивающего слова Мориарти: «Конечно, не мне говорить о законе, но, помимо прочего, малыш Дэниэл — половой преступник. Это облегчит нам задачу. Сам знаешь, что полиция на убийства этих извращенцев смотрит сквозь пальцы и расследует спустя рукава. Так что тебе стоит лишь спровоцировать его. А в следующие пять-шесть дней это будет совсем просто. Ты ведь понимаешь, почему?»

Моран понимал. Течка. Он презирал таких. Считал, что ложь и притворство лишь усугубляют и без того незавидное и ущербное положение природных нижних, настраивая общество против них. Таких обманщиков мог спокойно покрывать любой альфа, не считаясь с доживающими свой век условностями вроде получения формального согласия, тем более у течной омеги. А уж лживые и слабые на передок омеги со всей этой их борьбой за равноправие и Лигой Гендерных Борцов с Тиранией просто бесили Морана. При встрече с таким борцом с забитым блокаторами запахом течки у Морана возникало только одно желание — немедленно оттрахать мерзавца до потери сознания, а после придушить собственными руками.

И в своем боссе — Джеймсе Мориарти — он видел точно такое же неприятие этих слабовольных ублюдков. Когда Джим предложил ему работу, увидев, как Моран раскатал одного из активистов Лиги на барной стойке, Себастьян понял, что нашел своего, и немедленно согласился.

Острый как бритва ум Джима приводил его в трепет, а парадоксальные, порой граничащие с безрассудством идеи восхищали Морана своей дерзостью и изяществом исполнения. То, насколько умело Джим мог играть на слабостях людей, безошибочно распознавая их истинную природу, покоряло. И Себастьян отдавал должное этому некрупному и чересчур эмоциональному альфе, позволяя ему руководить собой и терпя его взрывной и неуравновешенный характер.

Как бы то ни было, задание он успешно выполнил. Высокому, с въевшимся загаром, выцветшими до цвета соломы волосами и холодными серо-зелеными глазами альфе не составило никакого труда очаровать омегу накануне течки и, подменив блокаторы на пустышки, уже через каких-то пару часов оказаться с ним вдвоем в его съемной квартире. Один выстрел в упор, и удивленные глаза уже начавшего стаскивать с себя испачканные в смазке брюки пьяного любителя анонимного секса заволокло посмертной дымкой. Цель была устранена, и утром следующего дня Моран поднимался по лестнице в особняк Джима для личного доклада о деталях выполненного поручения.

Войдя в дом, снайпер вдруг ощутил едва различимый запах течного омеги. Себастьян ухмыльнулся про себя — хозяин настолько уверен в его способности добиться нужного результата, что даже не утруждает себя напряженным ожиданием, а развлекается с очередным капризом на одну ночь, жестко имея его в свое удовольствие.

Моран представил, как пальцы Джима впиваются в чужие податливые бедра, с силой разводят покрасневшие от порки ягодицы, и как он, глуша жалобные стоны, зажимает рот омеги рукой, входя в него короткими резкими толчками. От последней фантазии Себастьян хищно прищурился, раздувая ноздри и вдыхая дурманящий запах. Хотел бы он в этом момент прижаться сзади к Джиму и ощутить, как сокращаются от напряжения мышцы под этой мягкой и гладкой кожей.

Моран встряхнул головой. Эти мысли, периодически проникающие в его сны, беспокоили своей недопустимостью. Джим — альфа, гениальный, опасный и непредсказуемый. Возможно, излишне импульсивный, недостаточно рослый и предпочитающий в одежде стиль напыщенного селезня (такого Себастьян не позволял себе произносить вслух даже наедине с собой), но альфа. А ни один нормальный альфа не стремится покрыть подобного себе, если только это не вопрос определения главного из двух самцов в борьбе за власть. Но словно бы против воли, нагибая подвернувшегося в баре омегу с влажными от похоти карими глазами и задыхаясь в жарких спазмах, он все чаще представлял стонущего под ним Джима. Это было неправильно. Он же не извращенец, чтобы желать другого альфу.

Эти мысли мешали, пугали и злили одновременно. С ними было крайне трудно справиться. А кроме того, Моран никак не мог объяснить себе причины их возникновения. И это досаждало больше всего. Это, и еще что-то непонятное, едва уловимое. Какое-то странное выражение иногда проскакивало в глазах Джима, когда Себастьян становился свидетелем развлечений хозяина, сопровождая его в полуподпольные притоны. Там дозволялось не церемониться с омегами, и Джим, выбрав жертву, давал волю своей тяге к тотальному подчинению. Словно в его извращенной жестокости было что-то от мести. И этому Моран тоже не мог найти объяснений.

По мере приближения к кабинету Мориарти запах усилился. Моран напрягся и втянул в себя воздух, принюхиваясь. Запах показался ему знакомым. Все верно. Он не мог ошибиться. Точно так же пахло в бассейне, когда он прикрывал Джима в первой партии его Большой игры с этим детективом, Холмсом. И в тот раз его репутация сильно пострадала.

Прицел в руках снайпера вытанцовывал джигу, а голову сильно вело от почти неконтролируемого желания. Приходилось до крови прикусывать губы, чтобы не сорваться и, послав все к черту, не отволочь этого пижонистого детективного хлыща в ближайшую подворотню и не отодрать там как следует, вцепившись в непослушные черные кудри, не тратя времени на подготовку и упиваясь умоляющими всхлипами красиво очерченных губ.

Босс пришел тогда в совершенное бешенство. Смачно отматерив Морана на английском и ирландском, на неделю услал того в Хэмпшир разбираться с внезапно ставшим несговорчивым начальником полиции, на прощание чуть ли не в глотку запихав провинившемуся подчиненному пахнущий омегой синий шарф и угрожая прибить собственными руками, если такое еще хоть раз повторится.

И вот сейчас снова этот запах, доносящийся из кабинета Мориарти. Ничего хорошего от этого ждать не приходилось. Чутье подсказывало, что стрелку лучше убираться восвояси, чтобы не схлопотать промеж глаз от вспыльчивого хозяина, сумевшего, видимо, вопреки всем законам логики склонить Шерлока на свою сторону или заполучить его в качестве партнера-омеги. Зная Мориарти, Себастьян был готов поверить в любой их двух вариантов.

Разум призывал уносить ноги, но стоило только Морану приблизиться к двери и с силой втянуть в себя воздух, как самообладание уступило место клокочущему желанию и бешенству самца, у которого другой альфа уводит назначенного ему омегу. Моран никогда раньше не верил в повязанных и всегда высмеивал альф, которые чрезмерно опекали своих омег и следили за тем, чтобы во время течки ни один чужак не мог подобраться к ним ближе, чем на полмили. Злоба на самого себя за то, что он не может противостоять этому запаху, а также возникшая откуда ни возьмись ревнивая ярость, когда он внезапно представил себе масляные от вожделения глаза Джима и скулящего под ним Шерлока, накрыла снайпера с головой.

Рванув на себя ручку, он распахнул дверь кабинета.

— Стой, где стоишь! — хриплый высокий голос пригвоздил Морана к порогу, словно удар хлыста. После полутемного холла и уже погрузившихся в вечерние сумерки коридоров рассеянный свет, падающий из окна, не позволял разглядеть, где находится говорящий. Но то, что этот надтреснутый то ли от виски, то ли от желания голос принадлежит его своенравному боссу, Себастьян не сомневался. Вот только было в нем что-то незнакомое, настораживающее. Все мышцы напряглись, как перед броском. Моран замер, медленно смаргивая, чтобы привыкнуть к освещению, и стараясь на слух определить точное местоположение Мориарти. Послышался тихий щелчок снимаемого предохранителя.

— Не двигайся, или я всажу пулю прямо в твою белобрысую башку, — срывающиеся ноты выдавали плохо скрываемое сильное волнение и возбуждение.

Глаза быстро привыкли к свету, и Себастьян впился взглядом в своего босса, чувствуя, как мозг заволакивает вязкой пеленой от разлитого по кабинету мускусного запаха течного омеги. Джим стоял в углу комнаты, скрытый тенью тяжелой шторы, и целился в лоб своего подчиненного. Снайперу быть подстреленным собственным боссом: у судьбы явно что-то не так с чувством юмора. Но Морану было недосуг оценивать ее шутку.

— Где он? — резко спросил Себастьян, сразу желая расставить все точки над «i» и не собираясь уступать свое даже такому, как Мориарти.

— Здесь никого нет, идиот. И тебе тоже лучше убираться отсюда! Я занят, и ты мне мешаешь! — Джим для наглядности дернул пистолетом в сторону двери.

Сохраняя неподвижность, одурманенный сильнейшим запахом, Моран все внимательнее всматривался в лицо Джима и раздувал ноздри, словно уже зная ответ на мучившие его сны, но не веря своему открытию. Джим был явно напуган, хотя и старался изо всех сил не показывать этого. Взлохмаченные волосы, судорожно вдыхающие воздух приоткрытые губы, чуть заметно подрагивающие руки и лихорадочно поблескивающие, широко распахнутые глаза выдавали его отчаянное состояние.

— Так вот почему ты так легко вычисляешь скрывающихся омег. «Своего» узнать несложно, да? — Моран весь подобрался, предчувствуя возможную реакцию Джима и стараясь просчитать наиболее удачный маневр для ответной атаки.

Выстрел ударил по барабанным перепонкам и отозвался звоном разбитого стекла от срикошетившей пули. Моран стремительно бросился к Джиму, сбивая его с ног.

— Не трогай меня! Не смей меня трогать, ублюдок! — изо всех сил отбиваясь и стараясь выбраться из-под придавившего его альфы зашипел Джим, пытаясь вывернуться и дотянуться до пистолета, перехваченного Мораном.

— Я — твой босс! Не смей прикасаться ко мне! — Джим яростно оскалился, замахиваясь для удара.

— Ты — чертов сучливый лгун! — Моран с легкостью блокировал удар, с силой выворачивая запястье Джима, от чего того изогнуло дугой, и сквозь тонкую ткань футболки Моран почувствовал, что тот весь горит, а сердце его колотится так, словно вот-вот выскочит из груди.

— Так ты — омега! Мой назначенный омега? — словно не до конца веря происходящему, темнея взглядом, приблизил он свое лицо вплотную к Джиму, вжимая его в жесткие доски пола.

Губы Мориарти искривились от боли в вывернутой руке, а на глазах выступили слезы бессильной злобы от невозможности отрицать очевидное. Он прерывисто дышал и коротко, по-кошачьи оскаливался, словно это могло помочь справиться со страхом и омерзением к самому себе.

— Все это время ты водил меня за нос! Заставил меня думать, будто ты — альфа, охотящийся за этим долбанным омежным детективом. Подкидывал мне задания именно в те дни, когда у тебя случалась течка, а сам в это время жрал блокаторы? Ах ты, наркоман хренов, маленький лживый ублюдок! Как долго ты собирался мне врать?! — чем больше Моран орал и обличал, тем явственнее понимал, что искусственно распаляет себя. Яростная злость разоблачения постепенно сменялась чувством непонятного облегчения и все более нарастающего желания, только усиленного вскрывшимся обманом. Все это время он хотел омегу. Джима. Только его. Выходит, ни сны, ни собственное чутье не врали ему. Он не был извращенцем. Как зверь, он нутром чуял близость назначенного ему омеги, и теперь, когда правда выплыла, наконец, пришло время сделать его своим, немного проучив за ложь.

Прижав руки Джима к полу, он впился губами в его рот и настойчиво раздвинул языком плотно сжатые губы омеги, никак не желающего сдаваться в битве с собственной природой под напором сжигающей изнутри гормональной бури и ударной дозы феромонов альфы. Джим изо всех сил пытался сохранить способность к сопротивлению и не дать волне желания захлестнуть себя с головой. Он вновь оскалился и с силой вонзил острые зубы в губы Морана, прокусывая их до крови. Альфа зарычал, но вместо того чтобы отстраниться, лишь усилил напор, ответно впиваясь зубами, смешивая свою кровь с кровью строптивого омеги, одновременно втискиваясь коленом между ног Джима. Распластанный на полу Джим, извиваясь, вновь попытался добраться до пистолета, царапая кисть Морана, сжимающую оружие.

— Я убью… тебя… Течка кончится... и я тебя пристрелю... как бешеную собаку! — с трудом отворачиваясь от насилующего его рот языка, прохрипел он окровавленными губами, понимая, что ему все труднее противиться жаркому пульсирующему ритму, который тугой воронкой закручивался где-то глубоко внутри.

— Ты угрожаешь мне? — плотоядно улыбнулся Моран, одной рукой удерживая Джима за подбородок и глядя ему прямо в глаза.

— Какой храбрый птенчик. Омееега… — почти нежно протянул Себастьян, поглаживая Джима по щеке. — Подожди-ка, я покажу тебе, как правильно обращаться с оружием, а заодно преподам первый урок послушания. Ты ответишь за свое вранье.

С этими словами Моран легко перевернул Джима на живот и, молниеносно выдернув собственный ремень из джинсов, привязал им руки Джима к батарее, принуждая его встать на четвереньки. Вид стоящего на коленях огрызающегося босса в мокрой от испарины футболке, обтягивающей часто вздымающиеся ребра, заставил Морана сглотнуть. Ему вдруг захотелось прижаться к этой худощавой спине, чтобы впитать в себя каждое содрогание.

— Да ты весь мокрый, милый. Давай-ка мы снимем с тебя лишнюю одежду. В ближайшие пару дней она тебе не понадобится, — альфа разорвал ткань футболки, откинул обрывки в сторону и провел раскрытой ладонью по спине своей добычи, затем погладил поджатые ягодицы, на которых сквозь ткань джинсов проступило влажное пятно от выделяемой смазки. Моран стащил с Джима брюки и, не сдержавшись, тут же придвинулся почти вплотную, жадно вдыхая аромат омеги, которого он вот-вот покроет. После этого Джим станет фактически его собственностью и, повинуясь инстинктам, будет в дальнейшем по первому требованию отдаваться своему природному верхнему. Приятная перспектива.

Хотя, откровенно говоря, где-то в районе шестого круга своего подсознания Моран понимал, что Джим будет весьма непростым нижним. Проработав на Мориарти больше года, он досконально изучил его упрямый характер и знал, что в случае с Джимом ему нужно готовиться к дерзости и демаршам. Такой своенравный омега постарается максимально осложнить жизнь своему альфе даже после того, как произойдет вязка и склещивание. «Что ж, значит придется хорошенько над ним поработать, периодически проводя жесткие уроки послушания», — рассудил про себя Моран.

Добиваться своего и подчинять себе бет и омег Себастьян за годы службы научился очень хорошо. И что-то подсказывало бывшему полковнику, что Джим из тех, кому нравится быть главным в деловых вопросах, но он будет совсем не против положения нижнего в постели с альфой. Во всяком случае, он приложит все усилия, чтобы научить Джима получать удовольствие от подчинения, не претендуя на руководящую роль в «бизнесе», давая тем самым выход многолетней привычке босса командовать. Так будет сохранена приносящая прибыль система, а беспокойный ум непокорного омеги найдет себе пищу в разработке и реализации новых криминальных планов.

Взвесив коротко все возможные варианты, Моран наклонился к Джиму и вкрадчиво прошептал ему на ухо:

— Урок первый. Никогда не поднимай на меня оружие. Иначе оно будет обращено против тебя.

Джим упрямо сжал губы, чувствуя, как все его существо, наперекор желанию выплюнуть в лицо альфы очередное оскорбление, отзывается на бархатную вибрацию этого голоса.

— Иди к черту, сволочь! — прорычал он, мотая головой, не желая сдаваться.

— Упрямец. Люблю упрямых. Моя маленькая омежная суфражистка. Чтобы ты понял меня, придется показать тебе, как это может быть, — незаметно поставив пистолет на предохранитель, Моран медленно провел его стволом по спине Джима, отсчитывая каждый позвонок, пока не спустился к истекающему смазкой входу. Поводив по нему вниз и вверх, скользнул холодным дулом по сжимающемуся отверстию снова и снова, пока Джим не начал рвано дышать, пытаясь запретить себе постанывать и поводить бедрами вслед за прикосновениями. Основательно покрыв смазкой ствол, Моран с силой вжал его внутрь. Джим громко вскрикнул от боли, ощущая, как в него проникает холодный металл, и попытался отстраниться, хрипя что-то нечленораздельное по-ирландски, но Моран тут же накрыл второй рукой его горло и слегка сжал пальцы, вызывая легкое удушье, показывая омеге, что ему нужно тщательнее выбирать выражения в адрес своего верхнего. Как только Джим замолчал, Моран, словно поощряя, переместил руку с горла на возбужденный член, разбавляя ощущения боли желанием тереться о сухие и горячие ладони. Короткими, жалящими толчками, точно рассчитывая силу и не стремясь слишком уж поранить нетронутого омегу, он продолжил вводить пистолет, заставляя Джима болезненно стонать от каждого движения, пока не уперся скобой спускового крючка.

— Хв… хватит… Сука, прекрати! Хватит… — со второй попытки выдавил из себя Джим, судорожно вцепляясь пальцами в трубу батареи с такой силой, что кожа на костяшках побелела, а на запястьях уже начали проступать ссадины от сдавливающего их грубого ремня. — Пожалуйста… Себ, — простонал он с трудом.

— Мммм… — улыбнулся Моран, наклоняясь к Джиму и обводя языком его ухо, щекоча и проскальзывая глубже, инстинктивно выбирая то, что поможет распалить босса и заставить, несмотря на боль и страх, подчиниться своей природе и признать в Себастьяне своего альфу.

— Себ? Не «сука», не «сволочь», не «ублюдок»? — беззлобно усмехнулся он. — Мне нравится. Можешь звать меня так, птенчик. Себ или Себби. Так тебе будет удобней выстанывать и выкрикивать мое имя, пока я буду трахать тебя.

Джим встряхнул головой, давая понять, что новое прозвище ему не по душе.

— Я не птенчик. Не смей называть меня так, — упрямо прохрипел он, и Моран понял, что пришло время для следующего урока.

— Не называть тебя так? Почему? — он медленно вытащил пистолет, отложил его в сторону и, спустив свои джинсы, встал на колени позади Джима.

— Ведь ты мой. Ты. Мой. Омега. — С этим словами он наклонился, проезжаясь своим членом по растянутому пистолетным дулом входу Джима и чувствительно прикусил его загривок. Отстранившись, недолго полюбовался тем, как на бледной коже расцвела первая метка укуса. Красиво. Он поставил еще одну, наслаждаясь вкусом кожи, слизывая выступивший пот и с упоением вдыхая запах, давно преследовавший его и сводивший с ума.

Джим упрямо хрипел и дергался от каждого укуса, но желание подчиняться этому голосу брало верх, плавило и перемалывало его, точно щепку в потоке. Будучи не в силах больше бороться с собой, Джим понял, что этот раунд проигран. Его покроют. Покроет назначенный ему альфа. И этот альфа — Моран. Черт бы его побрал. От этих мыслей все внутри сводило и отзывалось горячей тяжестью в животе, а по бедрам стекала смазка. Единственное, чего требовало все его существо, это чтобы Себастьян подчинил его своим рукам и сделал своим. Чувствуя, как пальцы Морана разминают его вход, он против воли стал насаживаться на них, чуть слышно поскуливая и пригибаясь к полу.

— Ммм, мой сладкий, ты готов к следующему уроку… — довольно хмыкнул Себастьян и, сжимая одной рукой волосы Джима, потянул за них, принуждая запрокинуть того голову назад, дурея от постепенно приходящего осознания полученной власти. Прильнув губами к беззащитной шее, он не спеша попробовал ее на вкус, чуть сжимая зубами ходящий под кожей кадык и собственнически рыча. Затем, не отрываясь, переместился выше и выдохнул в подрагивающие губы Джима:

— Повторяй за мной, пока я буду входить в тебя: «Птенчик принадлежит полковнику».

Едва договорив, он с силой надавил, проталкиваясь в горячую тесноту, хрипя и еле сдерживаясь, чтобы не вогнать член на всю длину в это сопротивляющееся тело омеги, которого никто до него не покрывал. Ощущение было настолько ошеломительным и приятным, что он глухо и утробно зарычал, сжимая до синяков бедра Джима. Тот весь взвился, жалобно вскрикнув, дернулся, но альфа крепко удерживал его за волосы, не давая ни единого шанса сбежать или отстраниться.

— Скажи. Скажи это. Я жду… — Моран начал двигаться. Сначала размеренно и плавно, а потом все резче и резче, завершая каждую серию коротких жалящих толчков одним глубоким погружением. Спустя какое-то время Джиму, и без того близкому к отключке после выматывающей борьбы с собственным телом, начало казаться, что это жесткое соитие длится бесконечно, а его реальная жизнь была не более чем сном под блокаторами. Альфа же не ослаблял хватку ни на минуту. Он то выходил почти полностью, то грубо вколачивался размашистыми движениями, сводя задыхающегося омегу с ума непредсказуемо сменяющимся ритмом.

Но Джим только глухо стонал, когда Моран отстранялся и, будто боясь, что приятная боль покинет его, не осознавая, что делает, сам подавался навстречу каждому толчку, не в силах вымолвить ни слова.

— Скажи, иначе я буду трахать тебя всю ночь, не давая кончить. — Моран сжал мошонку Джима рукой под самым основанием подергивающегося члена, вырвав очередной болезненный, но полный желания стон. — Скажи… Я знаю, что ты упрямый, но я упрямей. Я твой альфа. Скажи это. Признай.

— Ты… — Дрожь от напряжения и подступающего оргазма мешала говорить, перед глазами все плыло. — Ты… Мой… Альфа! — выдохнул Джим, стремительно погружаясь в водоворот незнакомых ему ранее ощущений наполненности и свободы. Свободы сдаться, свободы не скрывать свою слабость, предоставить своему альфе право распоряжаться его телом и заботиться о нем.

— Птенчик… принадлежит… полковнику, — он замер, как готовая слететь с тетивы стрела, почти переставая дышать и подчиняясь только ритму жестко входящего в него члена.

— Мой!.. — прорычал альфа, проникая до самого основания. Изливаясь, он отпустил мошонку Джима и провел рукой по его члену, сжимая у самой головки. Джим с долгим стоном кончил ему в руку, всхлипывая от слишком ярких ощущений и, практически отключаясь, бессильно провис на привязанных руках.

Следуя какому-то иррациональному порыву, не желая причинить еще большую боль, Моран бережно освободил затекшие руки Джима от ремня и вышел из него до того, как начал формироваться узел. Отчего-то Себастьян решил повременить и не допускать склещивания в первую же вязку. Его омеге и так пришлось нелегко в этом противостоянии со своими инстинктами. «Будет с него на первый раз», — подумал Моран, успокаивающе поглаживая Джима по спине.

Найдя в хранящейся дома обширной аптечке Йена (личного врача Мориарти) посткоитальное противозачаточное, он перенес все еще чуть слышно постанывающего Джима в спальню и, уложив в кровать, заставил принять препарат. Джим изрядно ослабел после сеанса, и Морану пришлось поддерживать бессильно клонящуюся к подушкам голову своего бунтаря, поднося к испачканным кровью губам стакан с водой.

Даже не пытаясь спорить с тем, что Моран закутывает его в одеяло и приваливается сверху, Джим с трудом разлепил веки и, блуждая сытым расфокусированным взглядом по лицу Себастьяна, едва слышно произнес:

— Тебе меня не сломать, стрелок… Течка пройдет, и мы еще посмотрим, кто кого.

От разморенного и вымотанного сексом омеги пахло так соблазнительно и сладко, что Моран, прежде чем ответить на сонную дерзость, позволил себе поддаться внезапному порыву и, нежно прихватив Джима за волосы, повернул его лицо чуть в сторону и принялся вылизывать его шею и щеки, хмелея от вкуса теплой влажной кожи, смешанного с запахом собственной слюны.

— Кто кого? – мурклыкнул он в ответ. — Что за вопрос, милый? Конечно, я тебя. А теперь спи, иначе я выпорю тебя, а потом оттрахаю во всех мыслимых и немыслимых позах, пока ты не свалишься в сабспейс.

— Только если я этого захочу, — самодовольно протянул сонным голосом Джим.

— Спи, борец за права омег. Об этом мы с тобой завтра поговорим.