Фанфик "Sins"

[world-of-jim]

Название: Sins
Авторы: *Zoi* – Джим Мориарти, Kiev_Gerika – Майкрофт Холмс.
Бэта: ALisa Lokki
Рейтинг: R.
Статус: закончен.
Пейринги: Майкрофт/Джим или Джим/Майкрофт.
Жандр: ангст, треш
Саммари: Вольная трактовка финала второго сезона: Мориарти сфальсифицировал свое самоубийства. Шерлок после падения жив, но в коме. Мориарти приходит к Майкрофту…
Предупреждение 1: стиль написания. Авторы не знают досконально английских сказок.
Предупреждение 2: Пост-Рейхенбах, полное АУ и ОСС.


Джим прислонился плечом к косяку двери – никакого «Вествуда». Сегодня на нем куртка-пуховик поверх футболки, шарф, потертые джинсы и мокрые… кеды.
– Наша и ваша служба и опасна и трудна, сэр, – шутовской поклон, – А всем нужно есть, хотя бы изредка, – смотрит наигранно смиренным взглядом с голодными недобрыми искорками на дне черных глаз.
Уютная гостиная, два кресла у камина, сервированный столик, чай, легкие закуски, изящная вазочка с... конфетами, – поздний ужин Холмса.
– Так и быть… прошу, – приглашающий жест. Майкофт, несмотря на вечер, в идеальном костюме – недавно вернулся.
– Ухаживать не буду – сами.
Джим подошел к огню и протянул руки к пламени – греется. Трепетный, просто картинно трепетный, словно мокрый новорожденный олененок – волосы взъерошены, от одежды валит пар. Он выглядит чудовищно неуместно в окружающей обстановке. Скинув куртку на кресло и, оставляя мокрые отпечатки на обивке, забрался в кресло с ногами. Устроившись, схватил чашку с горячим чаем обеими руками и окинул цепким взглядом хозяина кабинета.
– Давайте поиграем, мистер Холмс, – Джим взял салфетку и, предварительно послюнив кончик извлеченного из кармана синего карандаша, написал на ней что-то. При этом он неровно усмехнулся одной половиной лица – вторая же, словно несмеющаяся маска, с холодным, направленным в черноту взглядом, и сейчас этот взгляд совсем не казался ни безумным ни шутовским.
– Не надоело, Попрыгунья Стрекоза? – вся эта театральность Майкрофта совершенно не трогает, он невозмутимо наблюдает, на его лице нет ни одобрения, ни раздражения.
– Весь мир – театр, мистер Холмс, дорогой мой, – Джим, кажется, и не ждал другой реакции, он скрестил лодыжки и оперся о колени локтями. – Наша спящая принцесса согласилась бы со мной. Ох, но мы с вами еще и деловые люди, поэтому... – он перевернул салфетку, на ней был нарисован смайлик, совершенно такой же, как на стене квартиры Шерлока.
– Я продаю, а вы покупаете. Сегодня это... – Джим окинул взглядом Майкрофта, – предложение о работе. Бедный... бедный актер, ему так нужна работа, а вам – ассистент. Поэтому, – он раскинул руки и улыбнулся. – Возьми меня, Иван-царевич, а я тебе пригожусь, – Джим перестал улыбаться и посмотрел на Майкрофта в упор.
– Принцесса, как и все сановные особы, непостоянна – может и передумать. К тому же, она капризна и своевольна. Портрет твой весьма популярен, не ко всякому двору пошлешь, – Майкрофт мило улыбается, но его глаза остаются холодными, – Да и… грубовато сыграно, особенно последняя антреприза, – он посылает Джиму аналогичный взгляд, при общей расслабленности позы.
– Хороший актер – мастер перевоплощений, – Джим улыбнулся. – Я пил сегодня кофе в фойе «Сан», они напечатали мой портрет в короне и мантии. Ммм... Я был прекрасен! И никто, никто меня не узнал! Знаешь, это так печалит, Шерлок бы согласился – люди не умеют наблюдать. Я могу быть кем угодно, если ты понимаешь, о чём я. Но мы же не торгуемся, правда, дорогой мистер Холмс? – Джим аккуратно выловил из вазочки одну шоколадную конфету и окинул дружелюбным взглядом собеседника, – Кстати, не хотите обсудить мой гонорар и служебные обязанности? – Снова произошло какое-то неуловимое изменение в выражении лица Джима, он сел ровнее и кажется вот уже перед Майкрофтом, не смотря на непрезентабельную одежду, некий мужской вариант Антеи, только из глубины зрачков наблюдает все тот же Джим.
– Не скрою, такая смена образов импонирует, но я консервативен – красивая женщина вызывает меньше подозрений. Так что, НАСТОЛЬКО близко – увы. Хотя... – Майкрофт делает вид что задумался. – Роли второго плана, для начала конечно. Новая обстановка, новые подмостки.
– А я еще и замечательно умею варить кофе: с корицей или цианидом – по выбору, – Джим выскользнул из кресла, гибкий словно змея, и подался вперед, опираясь ладонями о разделяющий их столик, – Совсем не страшно, да? Впрочем, похвально, вижу, вы понимаете, что если бы я захотел узнать какие-то секреты, я бы и так их узнал, – он очаровательно улыбнулся. – Я машину вожу, – и Джим, пародируя великосветские интонации, произнес, – Домой, Джеймс.
Майкрофт, который сидел ровно, вдруг плавным кошачьим движением оказывается почти вплотную к лицу Джима, так что тот почувствовал аромат дорогого парфюма.
– Я же не оставлю тебя рядом. Ты это понимаешь. Только на разумном расстоянии, – промурлыкал Майкроф, – И с условиями. МОИМИ условиями.
Джим пару секунд выдерживает его взгляд так близко, вдыхает его запах, в черных глазах сложно увидеть, как расширяется зрачок. Сам Джим пахнет шоколадом.
– Ох, ну что же вы так, а? мистер Осторожность. Берите пример с меня. Видите, как я вам доверяю: «Держи своего друга близко, а врага – еще ближе», – Джим облизнул большой палец и провел им, чуть влажным, в уголке губ Майкрофта, – Испачкался, – комментируя то ли то, что Майкрофт испачкался шоколадом, а то ли свои действия.
Джим отстранился и откинулся на спинку кресла, весело блеснув глазами.
– Напиши список условий, и мы скрепим документ кровью, милый, – Джим подтолкнул к Майкрофту салфетку с нарисованным на ней смайликом.
– Ближе чем ты, был только брат, – по лицу Майкрофта скользнуло мимолетное скорбное выражение, снова сменившееся невозмутимостью. Он языком проводит по испачканному уголку губ, слизывая прикосновение и пятнышко шоколада, - Люблю качественный шоколад, в нем всегда есть пикантная горчинка.
Майкрофт из внутреннего кармана достает ручку, указательным пальцем пододвигает салфетку, пишем три имени: Джон, Лестрейд, миссис Хадсон. Потом резко двигает салфетку к Джиму.
– Это не обсуждается. А вот в остальном, могу быть не столь категоричен, – он откидывается в кресле и складывает руки в «жесте Шерлока».
Джим то ли неосознанно, то ли сознательно отзеркаливает жест Майкрофа и на какие-то секунды странным, удивительным образом неуловимо, невероятно сильно, становится похож на Шерлока, он смотрит на список на салфетке.
– И почему они? Неужели глупая сентиментальность? Хм, не повторяйте ошибки Шерлока. Однако, мистер Холмс, вы не вписали сюда ни имени Шерлока, ни... своего. Хотя наша милая принцесса Шерли, пока в коме – просто «письмо до востребования», но вы сами... Очень любопытно. Не верите, что я смогу вас уничтожить или просто хотите попробовать? Ну что же... – Джим потер губы кончиками пальцев, и протянул руку, чтобы Майкрофт дал ему свой «Паркер».
– С ними неинтересно играть – они банальны. И когда принцесса, – Майкрофт произносит это совершенно бестрепетно, как о чужом, – вернется, хочу сохранить комфортную обстановку, чтобы ничего не отвлекало. А что до нас... Ты же не удержишься, ДОРОГУША, чтобы не нарушить условия и немного поиграть. Ведь так заманчиво, так заводит, – его голос опускается почти до шепота, – Ведь, интересно, Джимми? Ты проверил не ВСЕ границы, – и протягивает ручку.
– Но проверю, – Джим улыбнулся и взял ручку из пальцев Майкрофта, – А потом – сломаю! – и воткнул перо ручки в свою ладонь, резко втянул воздух сквозь сжатые зубы и на секунду прикрыл глаза, глухо выдохнул, приоткрыв рот. Обмакнул в рану кончик пера как в чернильницу и расписался, после чего облизнул перепачканный кровью кончик пера и протянул ручку обратно Майкрофту.
Холмс спокойно завинчивает колпачок, кладет ручку на столик, достает белоснежный платок, встряхивает расправляя и подает Джиму
– Не люблю буффонаду.
Джим улыбается и, пожав плечами, протягивает ему ладонь, чтобы он мог промокнуть кровь.
Холмс поднимается, обходит столик. Осторожно берет за запястье и прижимает платок к ране, потом мягко загибает пальцы на руке Джима, чтобы те сжались в кулак.
– Так быстрее остановится.
Джим сжимает ладонь – и его пальцы неожиданно крепко, шепчет, – Ты не успел, да? на крыше... не успел, мистер Контролирую Все, а теперь думаешь что сможешь все исправить просто потому что он не умер, думаешь что сможешь справиться со мной? ЕГО я обжег, а тебя – разломаю на множество осколков, не жди пощады, – он отпускает руку Майкрофта, - сегодня я сплю здесь. Прикажи постелить мне на диване.
– Даже, Господь не все успевает, – Майкрофт неожиданно мягко проводит подушечками пальцев по виску и щеке Джима. – У него останется шрам, а разбитые амфоры реставрируют. И зачем же так. Тебя проводят в гостевую спальню, – шепчет в самое ухо, – Даже тебе нужен отдых.
–А тебе – нужен? – ноздри Джима вздрагивают, он чуть поворачивает голову, почти касаясь губами пальцев Майкрофта, щекочет их своим дыханием, – Или настоящее зло никогда не спит? Не думай, что сможешь мной играть, даже не думай...
Холмс впервые за вечер смеется, не отнимая руки.
– Конечно нет, оно плетет свою липкую паутину, – рука перехватывает подбородок, приподнимая лицо, – Мы уже играем. Танго втроем.
Джим моргнул совсем как хитрая ящерка, улыбнулся, приоткрыл губы и провел кончиком языка по граю зубов.
– А знаешь, что бывает с жабой, которая пыталась проглотить другую жабу? Она умирает, задыхается, потому что жаба не может выплюнуть добычу, просто не может, даже если та слишком велика, – Джим делает наигранно несчастные глаза, поморгает, – О, пустите меня, мистер Холмс, вас же еще сегодня ждет работа.
Холмс молча отпускает.
– Вествуд идет тебе больше.
… Джим разделся, нарочито аккуратно развесил свои вещи на стуле, полюбовался пижамой и даже насмешливо прокомментировал выбор цвета и материала. И она конечно, больше по размеру, чем нужно. Едва ли именно для Джима стали бы доставлять пижаму, она явно гостевая - среднего размера, новая и безликая. Но небрежно бросил ее валяться там же где взял – на край постели, а сам приняв душ растянулся на постели полностью голый, прикрыв лишь бедра и поясницу краем покрывала.
Самые спокойные и любимые часы после полуночи, когда всё постепенно затихает и можно не торопясь действовать и думать. Холмс переоделся в шелковую пижаму цвета бургундского, мягко обволакивающую, дающую такое нужное спокойствие. Оно ему особенно нужно сейчас, когда совсем рядом, поселилось НЕЧТО непредсказуемое, временами банальное, но опасное, и совершенно беззащитное в своих желания.
«Это была даже не разведка боем, так прикидка. Основное не начиналось, хотя цели и ясны».
Они мишени и одновременно оружие, а Джим... еще предстоит изучить, что он такое.
- - -
Джим сидит допоздна в кабинете – даже Антея уже ушла домой – и разбирается с какими-то совершенно банальными документами: зарплата слугам, счета за дом, расписание встреч на неделю. Такой весь аккуратный и сосредоточенный, словно и вправду прилежный молодой секретарь.
– Первый принцип разведки, 90% информации можно получить из совершенно не секретных бумаг, – Холмс как всегда безупречен, костюм другой. – Там банальная рутина. Не лучше ли провести приятный вечер у камина в приятной компании?
– Я и так знаю, кто из твоих сотрудников с кем спит, кого можно подкупить и чем можно подкупить неподкупных. 90% – да, но меня интересуют не они, а еще парочка процентов. Не скажу чего, – Джим почесал нос колпачком шариковой ручки, – Вечер в приятной компании, в самом деле? Ты кого-то пригласил? – он чуть иронично улыбнулся.
– Что ж удачи в старательском труде. Разве нет? Оставим этикет для дворца, – Майкрофт расстегивает пиджак и пару пуговиц на жилете. – При всем вашем космополитизме, ничто английское вам не чуждо.
Джим вскинул брови и со странным пристальным любопытством, словно в цирке, наблюдает за тем, как Майкрофт раздевается.
– Будешь есть столько пирожного, – скоро не влезешь в этот жилет, – Джим захлапывае папку с документами и сам снимает свой пиджак, зеркально расстегивает те же две пуговицы на своем жилете, что и Майкрофт... чуть помедлив, расстегивает и остальные, ослабляет узел галстука и стаскивает его, небрежно швырнув на стол. Не отпуская взгляда Майкрофта, касается верхней пуговицы своей рубашки, расстегивает и ее…
Холмс иронично наблюдает за манипуляциями, как увлекшимся ребенком. Потом наливает в хрустальный бокал коньяк и протягивает Джиму.
Тот берет бокал из его рук и греет в ладони, наклоняется вдохнуть аромат.
– Неплохо, – Джим касается губами края стекла и отпивает маленький глоток, прикрывает глаза, катает на языке золотистую капельку, – Очень чувственная вещь для Ледяного Человека.
– Приятно, когда гурман может оценить по достоинству. Коньяк богат оттенками, и раскрывается постепенно, – Майкрофт садится в кресло у камина и жестом приглашает последовать его примеру. – Малейшее изменение температуры влияет на вкус, что-то может остаться не раскрытым, – его голос якобы задумчивый и он сам, будто размышляющий исключительно о напитке.
Джим, игнорируя кресло, устраивается прямо на полу, подобрав ноги и наблюдая за Майкрофтом снизу-вверх.
– Слишком холодный – невкусно, и без запаха, а перегреть – будет резко. Тепло тела – в самый раз. Максимально полно. И зажигает, - Джим плеснул из бокала в огонь, так что пламя взревело на секунду, вырвалось из камина и опалило край дорогого ковра. Он рассмеялся и ладонью прихлопнул тлеющие ворсинки, допивая оставшийся в бокале коньяк.
Холмс усмехается. Джим напоминает маленькую пантеру, которая пробует методы охоты, резвится, пока не одернули рыком. Еще коньяку не предлагает, наслаждается своим и не торопится начинать беседу.
Джим посмотрел на опаленный край ковра и склонил голову на бок.
– Не вещи. И не люди. Что же тогда самое вкусное, а? – водит пальцем по краю бокала рассматривая Майкрофта, – Власть. Что самое сладкое во власти? Вседозволенность? Неееет, мысли о вседозволенности. Ты никогда по-настоящему не имел власти, потому что, – Джим по-птичьи наклонил голову, – никогда не позволял себе, все, что хочешь, – Скуууучно, – с очень знакомыми интонациями произносит Джим. Он не передразнивает Шерлока, ему просто понятна эта же скука.
– Именно, – Майкрофт снисходительно смотрит на фигуру у ног, – Позволю, и что останется? Та же скука. Вы позволили себе максимальные ставки в этом раунде и что? Скучаем все трое.
– Мне не было скучно, и ему. А тебе? – Джим глянул на него искоса.
– В тот момент, когда ты понял что не успеваешь, что мир выскальзывает у тебя из пальцев... и падает... разлетаясь на тысячу осколков… Разве ты не почувствовал, что жизнь ярче, а страх опьяняет так, как не опаляет ни пламя ни алкоголь ни секс? – голос Джима падает до полушепота, а на дне глаз пляшут яркие отблески пламени. – Столкни его с края – и пусть танцует... – он перевернул бокал и уронил последнюю каплю себе на ладонь, замер, словно забыл о присутствии Майкрофта, и смотрел на каплю живого янтаря на своей руке, – Пусть танцует...
Майкрофт какое время молчит, глядя на огонь.
– Страх унижает, это не те воспоминания, которыми дорожишь. Хотя если хватит сил переступить через себя, он добавляет сил и пищи для пламени, – последние слова он произносит резко и жестко.
– Для тех, у кого есть что терять. У вас еще осталось такое? – не дожидаясь ответа, Джим продолжил, - Идите спать, мистер Холмс. Я сегодня не хочу проводить ночь в своей постели, – он дернул плечом и поднялся с ковра, ухмыльнулся и, завладев без приглашения недопитой бутылкой коньяка, уселся на краю стола, скрестив ноги по-турецки.
– У всех есть, что терять. Хоть это и звучит банально, – Майкрофт подходит к нему вплотную, – Даже тебе, – шепчет на ухо. – И это не только жизнь, – он выпрямляется, снова идеальная осанка, – Приятных впечатлений.
Каждый раз, когда Майкрофт оказывается так близко… слишком близко, Джим на секунду напряженно замирает и пару мгновений борется с желанием ужалить, укусить или отпрянуть.
– Не сомневайтесь, – Джим помахал бутылкой, – Просто я еще не нашел что это.
– Да у каждого это свое, – реакция Джима знакома, Холмс всегда пользуется этим приемом – быстрое, резко нарушение личных границ, метод безотказный и действует на всех.
Майкрофт закрывает за собой дверь, и ослабляет узел: «Просто Шерлок нашел раньше, в этом у него талант», – размышляет Майкрофт по пути в свою комнату.
Логика подсказывает, что Джима надо снова запереть в темной, мягкой комнате, но он, Холмс, никогда не довольствовался только одним вариантом, поэтому Джим, как кошка может гулять сам по себе, но любопытство будет держать его поблизости.
- - -
Джим отправляется бродить по ночному дому, когда камин уже прогорает до углей. Дом Майкрофта совершенно отличается от дома Шерлока, тут даже пыль лежит на своих местах и явно тоже по поручению своего всемогущего хозяина. В темноте Джим полюбил гулять еще в детстве, неслышимый, но всеслышащий. Он обходит весь дом, не избегая спален обслуги или кухонной подсобки, пока не скучно. Спальня хозяина дома на втором этаже, в противоположном от гостевых спален крыле. Джим двигается неслышно, как кошка. Он кладет ладонь на ручку двери, гадая, заперся ли Майкрофт на ночь.
Дверь неожиданно поддается и мягко открывается в святая святых. Рассмотреть обстановку полностью невозможно, углы и мебель в темноте. Свет идет только от ноутбука и освещает лицо Майкрофта, тот в очках что-то читает с экрана, полулежа на нескольких подушках на почти королевском ложе. Видя приближающего Джима, он снимает очки.
– Единственная роль, которая тебе не удается это роль приведения. Ты слишком материален.
– Зачем тебе такая огромная постель? Для оргий хватило бы и половины. Не боишься заблудиться по пути в туалет? – Джим фыркает и довольно бесцеремонно усаживается в ногах кровати. – Выборы в Корее? – он кивнул на компьютер. Или горяченькое видео прямо из королевской спальни? – Джим наклонился и заглянул в монитор, – Или смотрел, как я гуляю по дому?
Холмс молчит и не реагирует на такое бесцеремонное вторжение. На экране банальная книга из последних новинок.
– Не вижу смысла запираться – открытая дверь интереснее. Не удержался, чтобы не посмотреть. каков Холмс, когда снимает костюм?
– Ну, не совсем снимает, – Джим улыбнулся и окинул Майкрофта более пристальным взглядом, – Просто дневной костюм сменил на ночной. А вот что под ним? Ох, многие предполагают, что на этот вопрос атлас человеческой анатомии не ответит, – он опустился на четвереньки и подался чуть ближе, но не слишком близко, рассматривая Майкрофта, – Мой дом – моя крепость, а моя постель – мой трон... королевство... Ммм... Интересно-интересно, мой дорогой, все тот же комплекс власти... Знаешь, что говорят про мужчин, которые любят все большое?
Холмс смеется.
– Оставь эти банальности идиотам аналитикам. Банально лень вставать, чтобы взять что-то нужное, все можно разместить под рукой от блокнота до тела. И приятно повалять, не заботясь о границах.
– Раздвигая их до предела, куда можно дотянуться. Границы внутри компенсируются безграничностью снаружи. Знаешь, про это тоже что-то такое говорят, – Джим потянулся, словно кот забравшийся в постель и так по-кошачьи запустил руку под одеяло и накрыл ладонью ступню Майкрофта.
– Мне наплевать, что там говорят. МНЕ так удобно, – Холмс не дернулся, словно ожидал, прикосновения горячей руки Джима, лишь наклонил голову и приподнял бровь.
Джим провел подушечкой большого пальца по краю его стопы, взгляд – черные колодцы с багровыми отсветами на самом дне, губы чуть искривились, а ноздри вздрогнули, он не отводит взгляда от глаз Майкрофта. В них ироничная подначка, а губы кривятся в скептической ухмылке.
Ладонь Джима под одеялом двинулась вверх по лодыжке до колена, сминая и задирая шелковую пижамную штанину, скользя по коже. Руки Джима – обжигающие, горячие... Он чуть усмехнулся и прикусил нижнюю губу, глядя на Майкрофта.
Холмс отложил ноутбук, снял очки, поудобнее устроился на подушка, сложив руки на руки в замок, хотя прикосновения приятны и расслабляющие, Майкрофт не забывает кто перед ним.
– Зачем?
– Игра, – с теми же интонациями. Пальцы коснулись колена. Джим усмехнулся, глядя на защитный закрытый жест. – Боишься или не любишь играть? О да, я забыл – правила? – он потянул другой рукой край одеяла к себе, стаскивая его с колен Майкрофта.
– Чтобы играть в ТАКИЕ игры надо доверять, а у нас доверия нет априори. Никакие правила не помогут, – Майкрофт позволяет стянуть с себя одеяло.
– Разве не интересно рискнуть? Ты боишься, что я тебя убью? – Джим стащил одеяло и опустившись на четыре точки и текучим кошачьим движением подобрался к Майкрофту ближе, – Кстати, я могу. А ты? – Джим улыбается, глядя ему в глаза. – Без доверия даже интереснее, разве нет? – Не меняя позы, мурлычет Джим.
– Я мечтаю это сделать. Когда-нибудь, когда ты не будешь ожидать этого, - произноси Майкрофт, облизывая губы. – Что ж давай сыграем.
Джим закусил губу и усмехнулся, глядя как Майкрофт облизывается, он протянул руку и подушечкой большого пальца, провел по влажным губам Майкрофта, чуть нажимая.
–... Белая пешка на Е3..
Холмс перехватывает руку за запястье, впервые за все время прикасаясь.
– Пешка, которая стремится стать ферзем? – Майкрофт проводит большим пальцем по внутренней стороне руки, – Мне нравятся амбициозные, с потенциалом.
– Королевская пешка такая маленькая – и такая амбиции... – Джим чуть раскрывает пальцы, скользит ими ниже, по ладони Майкрофта, переплетает свои и его пальцы, сжимает, – Гордыня – мой любимый грех, – наклоняется и чертит кончиком языка по краю ладони Майкрофта, – Второй – похоть... – он коротко, быстро и остро кусает, на секунду впиваясь в край ладони зубами.
Холмс только глубоко вдыхает, но руку не выдергивает.
– Гордыня это прекрасно, сколько можно сделать, чтобы ее потешить... – Майкрофт резко хватает Джима за шею, фиксируя напротив своего лица, – Расскажи еще о грехах, у тебя так искушающе получается... – глаза напротив глаз, черные и серо-голубые, холодные, изучающие.
– Грехи... что же. Как насчет чревоугодия?.. – Джим усмехается и кладет руку на грудь Майкрофту, подцепляя одну за другой, пуговки пижамы и расстегивает ее, скользит кончиками пальцев от груди к животу, поглаживает вокруг пупка. Ноздри Джима вздрагивают, и он выдыхает приоткрытым ртом. Шея и загривок Джима под ладонью Майкрофта напряжены, но активно вырываться он не пытается.
– Да, вкусный грех. Мало кто устоит, – физические реакции контролировать сложно, поэтому под пальцами Джима, не по-мужски мягкими и даже нежными, мышцы поджимаются.
– Еще? – произносит он почти касаясь губ, пальцы зарывают в волосы Джима, хватая и дергая, чтобы тот чуть запрокинул голову, открывая шею.
Джим резко вдыхает и дергается – открывать горло рядом с врагом – все инстинкты взвыли, чистейший адреналин по венам, чужие зубы так близко от шеи. В таком положении говорить нелегко, двигаться неудобно, рука в волосах фиксирует, сковывает, но Джим перекидывает ногу через колени Майкрофта и усаживается верхом на его бёдра, вминая его своим весом в постель, облизывает губы и сдавленно выдыхает:
–Жадность...
Рука Майкрофта удерживает голову в том же положении, а вторая обнимает за талию, мягко, но непреклонно, прижимая к себе еще плотнее, губы почти касаются шеи, тягучим движением от подбородка к ключице и назад.
– Жадность обладания, собственность, пометить МОЕ, – рука с талии опускается на поясницу, – Еще?
Дыхание чуть сбивается, Джим сглатывает, губы Майкрофта почти у шеи и его дыхание щекочет тонкую кожу, от чего по позвоночнику бегут мурашки. прогибается под нажимом его руки и жесткой джинсовой тканью ширинки с силой толкается в прикрытый только тонким шелком пах мужчины... Он облизывает губы, выдыхая с уважительным смешком...
– Ооо!.. Пожалуй, зависть... – Джим вжимается плотнее, чтобы почувствовать ответную реакцию чужого тела.
Ответ тела Майкрофта не такой явный, как казалось должен быть при такой игре, Холмс умеет себя контролировать.
– Почти прекрасный грех. Каких демонов она вызывает, к чужому успеху, славе благополучию, уму. Как их тяжело удержать, ты же знаешь Джим, и я знаю! – Майкрофт запрокидывает голову еще сильнее, губами касаясь кадыка, очерчивая его кончиком языка, пальцы как по клавишам рояля скользят по коже под футболкой, по позвонкам, Майкрофт играет свою мелодию на Джиме, – И последний грех?
Джим отрывисто ахнул, судорожно хватая губами воздух, дыхание сбивается, частит, его взгляд горящий, влажный, диковатый. Он приводит кончиком языка по приоткрытым пересохшим губам.
– Все они ведут к одному греху... – он смеется отрывисто, хрипло, глухо и ужом извернувшись в руках Майкрофта рывком высвобождается, оставив в его пальцах несколько темных волосков, подается вплотную, вминая его в постель всем телом, выдыхает, – Братоубийство... мой... милый... Каин... – и впивается в его губы поцелуем.
Холмс отвечает почти сразу, в поцелуе нет, ни нежности, ни страсти, в нем смешались все грехи, ни один не уступает. Майкрофт обхватывает руками, сжимает, и переворачивает их, так что Джим оказываеся под ним. Оба со сбитым дыханием, у обоих шальные глаза, руки не ласкают, а терзают.
– Значит, призовут Каина на высший суд за все деяния, и ответит он без утайки. Но пока будет грешить без покаяния, и бороться с демоном до последнего, – Майкрофт задирает футболку и, прижимая Джима за плечи к кровати, зубами хватает кожу на груди напротив сердца и оставляет яркую метку.
– Ты обжог одно сердце, другое едва не разбил, твое я просто вырву, – Майкрофт, наконец, отпускает его и тихо произносит, – Уходи.
Джим лежит на постели, раскинув руки – намерено ли или случайно он выглядит так, словно рухнул с высоты, словно разбился об эту мягкую постель, он почти не дышит. Открывает глаза, на дне которых ночь – черная и беззвездная, такая же, как на дне зрачков Майкрофта.
– Я – орел, клюющий твою печень, милый, твою совесть, твою вину. Ох, мой сладкий... – Джим приподнялся на локтях и посмотрел на Майкрофта, облизал кончиком языка свои губы, собирая вкус поцелуев, коснулся пальцами отметины-укуса на коже, чуть вздрогнув, – Ты же знаешь – я вернусь, Кааааин... – нараспев.
Джим сел на постели и посмотрел Майкрофту в глаза:
– Хочу. Тебя, – затем, соскользнул с кровати и ступая босыми ногами по ковру вышел. Из коридора до Майкрофта донесся тихий смех: хрипловатый, злой, жаркий. У Джима кружится голова и его сладко ведет, а в низу живота горячо ноет и пульсирует жар.
Майрофт глубоко вдыхает-выдыхает. Конечно, вернется, через несколько часов. Невозмутимый, улыбчивый, такой нарочито открытый и позитивный. Это противостояние будет долгим, изнурительным, но неизбежным. Собственного возбуждения нет, ушло, когда ставил метку, если бы можно было действительно зубами вырвать сердце, урча от удовольствия. Он брезгливо смотрит на развороченную постель. Лучше заняться бумагами.
Джим не сразу уснул и словно захмелевший кот терся всем телом о простыни, шептал прерывисто и быстро: «Каин... Каин... Кааааин...» – и ласкал себя, глядя остановившимся взглядом в стену, пока не кончил. Вытерся так и не использованной по назначению гостевой пижамой и, отшвырнув ее на пол, свернулся калачиком в глубине кровати в позе беззащитного эмбриона, чтобы провалиться в нервный тревожный сон.