фанфик с БИ-2

[world-of-jim]

Название: "Пьеса для взломанного блога"
Автор: Eia
Бета: команда «Медные буки»
Персонажи: Джим Мориарти, Джон Уотсон, Шерлок Холмс и др.
Рейтинг: G
Жанр: кейс-фик
Размер: мини (~6500 слов)
Саммари: на форум "Науки дедукции" поступает просьба о помощи с пустяковой, на первый взгляд, проблемой. Запись о расследовании появляется в блоге Джона Уотсона. "Мне кажется, в своих записках я отдаю вам должное" (с) "Медные буки", АКД.
Предупреждение: повествование ведется от первого лица
Примечание: фик написан для "Большой Игры-2" на Slash World форуме, тема задания: внеконкурс

"За минувший месяц Шерлок успел раскрыть так много поразительно интересных дел, что я даже не знаю, какое выбрать для нового поста. Но некоторые из них уже стали всем известны из газет, а о других не расскажешь так, чтобы выдающиеся качества Шерлока были видны во всем блеске. Всё же одно расследование оказалось так необычно по своим подробностям и так неожиданно по результатам, что о нём я здесь и напишу, хотя в этой истории и остались кое-какие тёмные пятна".

П-ф-ф.

Уничтожаю только что набранный абзац одним кликом и, отвесив дисплею лэптопа чувствительный щелчок, откидываюсь в кресле. Выдёргиваю из кармана сигареты. Затягиваюсь. Отталкиваюсь от стола, придавая себе и креслу плавное вращение против часовой, и медленно выдыхаю в потолок. Облако сизого дыма надо мной свивается крупной спиралью.

Я — доктор Джон Уотсон образца прошлой весны. По всей вероятности, до самого утра, хотя предпочёл бы закончить как можно скорее: персональный Босуэлл при гениальном детективе даётся мне натужно и без намека на заслуженное удовольствие. Я набрасываю начало записи в его блоге то так, то иначе, и любой вариант предсказуемо правдоподобен — но чужая кожа не пристаёт, голос не превращается в собственный, а слова при всей точности до сих пор кажутся уморительно смешной дребеденью.

Нет-нет-нет, так дело не пойдёт. Я хочу совершенного слияния.

Кресло останавливается; тушу сигарету о зрачок вебкамеры и щелчком отбрасываю в сторону окна. Это была ошибка: Уотсон не курит. А если и курил раньше — скажем, в Афганистане — то бросил так бесповоротно, что теперь с огнём во взоре выступает против табачного дыма. Ещё он выступает против алкалоидов коки, марихуаны и опия, тяжёлых наркотиков, больших доз алкоголя, гомофобии, расизма, нездорового образа жизни, пренебрежения законами Королевства и нарушения правил приличия. Интересно, покажут ли ему при жизни Святой Грааль?

"В характере моего друга есть поразительная особенность. Хотя в своей умственной работе он аккуратен и точен, как никто, а его одежда отличается не просто опрятностью, но даже изысканностью, во всём остальном это самое беспорядочное существо в мире, и его привычки могут свести с ума любого, кто рискнёт жить с ним под одной крышей".

П-ф-ф. И ха-ха.

Я начинаю злиться. Джон Уотсон — не та роль, с которой у меня могут быть серьезные трудности. Нет вообще такой роли, с которой они могут быть; но эта — примитивна настолько, что мои проблемы с ней уж точно не от сложности перевоплощения, и до причины, определённо, стоит доискаться.

Я играю так часто и так успешно, что в тот невозможный день, когда в мире закончатся недоумки с преступным желанием, но без преступного замысла, смогу стать лучшим в мире консультирующим лицедеем. И вопрос, которому я посвящу — ну, гипотетически — остаток своих дней, будет о сути актёрства. Что делает играющий, когда играет? Неважно, где: перед камерой, на сцене, в недописанной книжке, в кабинете начальства, в постели с хлыстом в руках — но всякий раз, вживаясь в новый образ, начиная искренне думать и чувствовать, как другой человек — отбрасывает ли он собственную личность, перестаёт ли быть собой? Или, наоборот, заглядывает в себя, чтобы там, в темноте найти новые мысли и чувства — и только так узнать себя настоящего? Что это — возможность бесконечно уходить от себя или, наоборот, бесконечно к себе приближаться?

Но это — слишком фундаментальный вопрос, чтобы скрупулёзно обосновывать ответ на него прямо сейчас, над погасшим экраном лэптопа. Я непременно займусь этим когда-нибудь или никогда; на нынешнем же этапе карьеры меня вполне устраивает знание простенькой дочерней теоремки: что бы ни думал себе любой лицедей, всякая удачная его маска оказывается автопортретом, а всякая неудачная — результатом отказа писать автопортрет.

Собственно, и мои текущие трудности с Уотсоном родом отсюда же. Я не готов к такому шаржу на себя — в нем ожидается что-то, чего я не согласен признавать в себе вслух. Ну, или себе приписывать, раз фундаментальный вопрос пока остаётся открытым.

Что именно — тоже загадка на миллион. В любезнейшем докторе, вообще-то, не так много всего, чтобы было, где запутаться. А главное в нём — это Шерлок. Шерлок, которого он носит внутри, как стеклянный фонарь — горящую свечу. Достаточно заглянуть в его блог: это не хроника жизни, рвущейся оставить о себе хоть какое-то свидетельство, не тайный причал, от которого по ночам отбывает весь день проржавевшая на нелюбимой работе душа, и не площадка для выплесков литературного, ха-ха, таланта. Там вообще почти нет доктора Джона Уотсона. Только человек, о котором он не может перестать говорить.

Это ли черта, которая мешает мне вжиться в шарж? И чем мешает — чересчур разительно несходство? Или, напротив, слишком досадна точность?

П-ф-ф. Я бы устроил тотализатор — жаль, некому делать ставки.

Ну, что ж...

***

— Ничего стоящего, — коротко бросил Шерлок, пробежав глазами сообщения на сайте. — Скука.

— Если так, — опустил я газету, — есть предложение. Как насчёт того, чтобы направить всю мощь твоего интеллекта на поиски новой посудомоечной машины? Взамен той, которой миссис Хадсон вчера наотрез отказалась пользоваться, потому что внутри лежали твои пробирки?

Шерлок раздраженно дернул плечом.

— Я уже объяснил миссис Хадсон, что на этот раз в пробирках был формальдегид, который она без колебаний распыляет на себя ежедневно в составе любых духов, в чем можно убедиться, прочитав надписи на упаковках. Она прочла и убедилась.

— Отлично, — кивнул я. Шерлок сосредоточенно всматривался в экран, вникая, скорее всего, в ленту новостей; похоже было на то, что обсуждать вчерашнее происшествие или даже просто слушать меня он уже закончил, так что следующую фразу я пробормотал себе под нос: — Интересно, что было в пробирках в другие разы и сколько твоих реактивов мы съели с вымытых тарелок...

— Я ел вместе с вами, — так же, себе под нос, с поразительной невозмутимостью пробормотал Шерлок в ответ. — Если это, конечно, может служить утешением.

Несколько секунд мы провели в молчании, а потом начали неудержимо смеяться.

Было холодное утро дождливого дня; как раз покончив с завтраком, мы сидели в гостиной: я в своём кресле, Шерлок — в своём. За окном медленно рассеивался туман. Последнее дело Шерлок завершил еще вчера — не покидая, к тому же, собственной комнаты. Уйти мне было некуда. Предстоял долгий и нелёгкий день.

— Может, ты поспешил с выводами? — спросил я как можно сдержаннее. — Ну, насчет предложений на форуме. Вдруг там есть что-то примечательное, хотя и не особенно интересное на первый взгляд?

— О да! — Шерлок слегка повернулся ко мне, не отрываясь, впрочем, от экрана. — Некая Вайолет Хантер просила помочь ей разобраться в новом друге. Сегодня ночью на афтепати открытия очередной выставки в "Медных буках" она познакомилась с владельцем этой галереи и даже условилась с ним о покупке одной из картин. Но странности его поведения беспокоят её так сильно, что об этом нужно было непременно написать мне. Особенно странна его манера постоянно забывать где-то верхнюю одежду... Очевидно, мне пора сносить сайт и искать себе место колумниста в рубрику "Ответы психолога" какого-нибудь женского журнала!

— Но, может...

— Не может, Джон, — Шерлок язвил с досадой врача, едва не сорвавшегося на реанимобиле спасать ипохондрика с жалобами на мнимую остановку сердца. — Я бы, возможно, и не возражал против подробностей, но мисс Хантер, судя по количеству пропущенных пробелов и нелепости опечаток, писала свое сообщение весьма нетрезвой. Закономерно, что она не оставила никаких координат для связи и не сочла нужным даже регистрироваться на сайте, а всего лишь подписалась в конце анонимки. Не думаю, чтобы моя помощь была нужна ей всерьёз.

Я пожал плечами и вернулся было к статье о грядущих кубковых полуфиналах, но не успел прочесть и заголовка — на столике рядом со мной коротко пискнул телефон, и потенциальный высокофункциональный колумнист поднял на меня вопросительный взгляд.

Я привычно протянул руку (привычным стало только движение — мысль о том, до какой неловкости близко он подпускает меня к себе в такие моменты, всё ещё поражала) и озвучил присланное сообщение.

— "Найден мёртвым в своей квартире Джетро Рукасл, владелец частной картинной галереи. Убийство при попытке помешать ограблению. 97, Келлетт-роуд, Брикстон. Буду благодарен. Лестрейд". Ты поедешь?

— Ну разумеется! — Шерлок захлопнул лэптоп и, вскочив на ноги, схватился за пояс своего халата с такой решимостью, что я безотчётно отвернулся. — Как ни удивительно, Джон, иногда ты тоже бываешь прав!

— Спасибо, — сухо буркнул я. Осторожно бросил взгляд за плечо и, не дожидаясь просьбы, набрал номер такси.

...

Лестрейд ждал нашего прибытия у заграждения на пути к дому 97. Он хмуро оглядывался по сторонам и стискивал в ладони незажжённую сигарету; его вздох при виде Шерлока прозвучал, скорее, обречённо, чем с облегчением.

— Дело безнадёжное, — выдал он, как приветствие, протягивая руку сначала Холмсу, затем мне. — И с минуты на минуту сюда прибудут журналисты. Убитый был не только владельцем небольшой галереи, но ещё и преподавателем Королевского Колледжа Искусств, а заодно редактором крупного журнала о живописи. Скоро мы не сможем и шагу ступить без того, чтобы напороться на чей-нибудь микрофон...

Шерлок кивком указал на дверь. Испектор поспешно распахнул её, и мы вошли в дом.

Вопреки невольным ожиданиям, которыми отозвались во мне слова Лестрейда об изящных искусствах, обстановка в квартире Рукасла была почти спартанской. Её простота и строгость наводили на ассоциации с казармой, и впечатление только усиливал полнейший разгром, масштабы которого из-за студийной планировки легко было оценить с порога. Тело хозяина квартиры лежало на полу у заменявшей обеденный стол барной стойки; над убитым, прислонившись к стойке и скрестив руки на груди, стоял Андерсон. Осторожно перешагивая через разбросанные по полу вещи, я пробрался прямо туда и опустился на корточки.

Джетро Рукасл оказался моим ровесником, хотя выражение безмятежного умиротворения, которому мы обязаны словом "покойник", делало его лицо почти юным. Ростом чуть выше среднего, обычного телосложения, он был убит ударом ножа в грудь. Я поискал другие повреждения, но не нашёл ничего — разве что след от укуса на нижней губе. Обувь, брюки и волосы были влажными. Давность наступления смерти я приблизительно оценил в шесть-семь часов.

— Труп найден около восьми утра, — рассказывал тем временем Лестрейд. — Сестра убитого привезла сюда вот это пальто — он забыл его ночью на вечеринке. Вчера галерея Рукасла открыла особую выставку: восемь его сокурсников объединились в одну экспозицию специально к юбилею окончания колледжа. С самого утра и до конца дня Рукасл находился в "Медных буках", а потом с большой компанией участников выставки и гостей отбыл на праздничную вечеринку. Грабители, очевидно, наблюдали за ним некоторое время и знали, что до утра он вернуться не должен, а кроме него здесь появлялась только домработница. Судя по тому, что все уличные камеры в пределах видимости оказались отключены, можно предполагать хорошую подготовку. Замки вскрыли с минимальными повреждениями, а с дверных ручек тщательно стёрли все отпечатки пальцев, включая давние...

Шерлок, который кружил по студии, лавируя между грудами одежды и книг, при этих словах замер на месте.

— А с рукояти ножа?

— Тоже, — с напускной небрежностью подключился Андерсон. — Ни единого отпечатка.

Шерлок резко развернулся и, утратив всякий интерес к последствиям разгрома, прошагал ко мне. Мы склонились над трупом вместе.

— Колото-резаная рана в пятом межреберье, в проекции сердца, — лениво провозгласил Андерсон. — Убийца — левша и удар нанес из-за спины жертвы. Следов сопротивления нет. Ясно, что Рукасл внезапно заявился сюда, когда у этих парней вовсю кипела работа. Исчезнуть они не успевали, поэтому дождались, пока птичка влетит в клетку, и там уж свернули ей шею. Закололи, скорее всего, прямо у двери, а сюда оттащили, чтобы не мешал на ходу...

— Чушь, — коротко бросил Шерлок, подняв глаза. — Уже потому, что ключи от квартиры всю ночь оставались в кармане пальто, где лежат и сейчас, а других при убитом нет, так что ему нечем было открывать дверь. Но даже не это главное — сама версия нападения опытных грабителей маловероятна. Посмотрите вокруг: в этой квартире нет ни сигнализации, ни сейфа. Трудно вообразить, чтобы здесь можно было рассчитывать на какую-то добычу, кроме столового серебра и техники. Если только Рукасл не оставил тут на целые сутки крупную сумму наличными или баснословно дорогую картину... но это очень сомнительно. Ещё одна характерная деталь — уничтожение отпечатков. Профессионал не стал бы тратить на это время, а просто воспользовался перчатками. Третье — неаккуратность обыска. Не проверены два места, подозрительных на наличие тайника — зато очевидно неподходящие просто разгромлены. Это абсурдно для настоящего ограбления, но вполне закономерно для его лихорадочной имитации. Дверные замки расцарапаны беспорядочно; отправьте их на трассологическую экспертизу — очень вероятно, что их открывали не отмычками, а ключами, и следы взлома подделаны. Единственное, что в этой истории выглядит несомненно профессионально — это неисправность уличных камер. Но она настолько выпадает из общей картины, что необъяснима в связке с остальными деталями. Так или иначе, речь определенно идёт не об ограблении, осложненном убийством, а об убийстве, плохо замаскированном под ограбление. Вы бы и сами это поняли, если бы могли взглянуть на всё непредвзято.

Андерсон с оскорбленным видом вздёрнул подбородок. Лестрейд устало потёр переносицу.

— Час от часу не легче, — пробормотал он. — Мы отработаем все версии, Шерлок, и замки я отправлю сейчас же... Но если ты не ошибаешься и не шутишь: есть что-нибудь, что можно сказать насчёт убийцы уже сейчас?

— Почти ничего, — Шерлок неопределённо дернул плечом и заложил руки карманы. — Что Рукасл, очевидно, не чувствовал угрозы, поскольку спокойно поворачивался к нему спиной.

Я выпрямился и негромко кашлянул. Вышло, должно быть, достаточно красноречиво — Шерлок поспешно схватил меня за локоть и настойчиво потянул к двери. Конечно, он сказал не всё, а я категорически не одобрял его манеру делиться с полицией сведениями по остаточному принципу. Но вытянуть из него хоть что-нибудь против воли я не мог. И, вдобавок, к стыду своему, всё ещё продолжал (и сейчас продолжаю) полагаться на его благоразумие.

У самого выхода мы на мгновение остановились:

— Где сейчас сестра Рукасла? — слегка нахмурившись, спросил Шерлок.

— Внизу, — отозвался Лестрейд, — диктует Салли координаты вчерашних гостей. Шерлок, если ты узнаешь ещё хоть что-то, что могло бы помочь...

— Да-да, — торопливо кивнул тот и захлопнул за нами дверь.

На тротуаре перед домом стало тесно. Прибыл транспорт коронерской службы, появились видеокамеры и диктофоны. Шерлок вытащил меня за пределы закрытой зоны, по-прежнему держа за локоть, и увлёк за собой вверх по улице. Я не сразу заметил копну кудряшек сержанта Донован в окне лендровера, припаркованного в значительном отдалении.

— Тут есть, над чем поразмыслить с парой никотиновых пластырей, — быстро заговорил Шерлок — ему и самому явно не терпелось выплеснуть все, что он выяснил. — Весь вопрос состоит только в том, кто вчера открывал дверь дома. Сам Рукасл этого сделать не мог. Были ли ключи у того, кто пришёл вместе с ним? — Я недоуменно нахмурился, и Шерлок принялся объяснять: — Вечером и ночью лил дождь; Рукасл по пути домой значительное расстояние прошёл пешком, промочив волосы, ботинки и брюки ниже колен, но его рубашка и верхняя часть брюк остались сухими — следовательно, в дороге на нём было пальто. Не то, которое его сестра под утро привезла сухим, а какое-то ещё.

Я кивнул.

— Нигде в квартире его нет. И вообще нет верхней одежды такой длины. Куда могло исчезнуть пальто? На этот счет у меня четыре версии; две из них — о том, что тот же, кто и одолжил его, забрал его либо до убийства, либо после. В любом из случаев, этот человек находился неподалеку от места преступления в интересующее нас время...

Шерлок прервался, чтобы перевести дыхание, и, вспомнив, что всё ещё ведет меня за локоть, разжал пальцы.

— Я бы предположил, что ключи были у него — но есть кое-что не в пользу такого допущения. В ящике для мусора лежит бутылка от Dulong Bordeaux. Оттертая до блеска, как и дверные ручки, и, очевидно, тем же человеком и с той же целью. Но откупорили её не вдвоем: из двенадцати бокалов над барной стойкой свежевымытый только один. Кто пил из него и когда — до или после убийства? Тут вероятно всё, что угодно, но я склоняюсь к варианту "до", так как после все силы были брошены на истеричное заметание следов... Следовательно, вырисовывается система из двух уравнений. В первом фигурирует человек, одолживший пальто, во втором — человек, оставивший отпечатки на бутылке. Одно это неизвестное или два?..

Я поразмыслил.

— Кхм... у Рукасла, кажется, промокли манжеты. На них даже остались потеки воды. Значит... чужое пальто было ему коротко?

Шерлок едва заметно улыбнулся.

— Верно. А удар ножом нанесен с наклоном лезвия сверху вниз, что, скорее всего, указывает на высокий рост убийцы. Но это слишком ненадёжный признак... И, не исключено, мог быть ещё третий неизвестный — тот, кто прокусил Рукаслу губы. У этого третьего — только один нижний клык. Если сестра убитого была на вчерашней вечеринке, возможно, она поможет мне прояснить некоторые вещи...

— Ты решил вмешаться в расследование? — нахмурившись, уточнил я.

Шерлок с преувеличенно независимым видом поддернул воротник пальто.

— Я нанят, — поправил он. — Некой мисс Вайолет Хантер.

— Не забудь начать со слов "мои соболезнования", — кивнул я и, протянув руку, похлопал его по плечу.

***

Если бы я хотел описать парой слов краеугольный камень личности доктора Уотсона, то сказал бы: вопиющая нормальность. Я щепетилен в вопросах терминологии и отделяю нормальное от часто встречающегося. Нормальность Уотсона редка, как извращение, и воспринимается как проявление сумасшествия.

Один мой друг — человек выдающегося ума, изящного вкуса и тонкого юмора, равно чудесный собеседник и за чашкой кофе, и за бокалом виски, и под дозой пентотала — однажды при мне сорвался:

— Каждый день они говорят мне: "Не волнуйтесь, Майкрофт! С ним ведь Джон!" — Трогательные интонации пожилой леди удавались ему просто дивно. — А ведь это, черт возьми, сродни призыву не волноваться за безумца только потому, что он сбежал из лечебницы не один, а с другом!

В глубине души он, конечно, предпочел бы, чтобы друга не было. Не помню, что я ответил — я и вообще те недели, что провел у него в гостях, помню отрывисто и смутно. Но надеюсь, нашёл, чем врезать под дых. Скажем, так: "Крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее — из горючего сплава, и внутри — напалм".

Разминаю затекшую шею. На часах — полночь.

Если бы мне нужно было сказать о докторе Уотсоне больше двух слов, я бы добавил, что для человека, действующего без раздумий и всю жизнь живущего на автопилоте, у него поразительно красиво настроен автопилот. Другой мой друг — не менее выдающегося ума, изящного вкуса и тонкого юмора — однажды врезал под дых мне самому:

— Шерлок не девственник. И не аскет. Проблема лишь в том, что невозможно найти человека, которому он захотел бы принадлежать: без снисхождения и уступок, искренне и всецело. А на меньшее он не согласен.

— П-ф-ф... И зачем ему тогда дежать питомца?

— Доктора?.. Доктор — это нечто необъяснимое. Он не то, чтобы заставляет Шерлока пересмотреть свои невыполнимые требования... Но он создает вокруг себя аномальную зону, в которой они не действуют. Шерлок мог бы быть с ним, если бы тот захотел. И Джон тоже мог бы, если бы захотел Шерлок. Но ни тот, ни другой не рискнет захотеть. Может быть, потому, что невозможно присвоить друг друга сильнее, чем они уже успели. Впрочем, если изменятся обстоятельства... если вмешается страх потери... я думаю... то, есть, я почти уверена...

Не помню, что я на это ответил. "Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди"? Через полтора месяца после этого разговора ей отсекли голову в Карачи. Ничего личного, честное слово.


***

Когда я загружал в профиль блога, со скрипом заведенного по настоянию психотерапевта, свою фотографию, то и представить себе не мог, какие это будет иметь последствия. Шерлок даже не успел извлечь свое фальшивое удостоверение из кармана — сестра Джетро Рукасла вышла из машины, едва мы приблизились. Оказалось, неделю назад в аэропорту Нью-Йорка она читала мои записки.

Такой копны сияющих золотисто-каштановых волос я не видел ни разу за всю свою насыщенную путешествиями жизнь. Элис Рукасл была поразительно хороша собой и приветствовала нас так сердечно, что я решил: справедливо будет отдавить Шерлоку обе ноги, если он вздумает расспрашивать ее в своей привычной манере.

— Мои соболезнования, — начал он, покосившись на меня. — Мисс Рукасл, где я мог бы задать вам три-четыре решающих вопроса, на которые вы пока ещё не отвечали?

Сержант Донован поджала губы и зашагала прочь, не удостоив нас даже приветствием. Элис приглашающим жестом указала на лендровер.

— ...Ключи?.. — Мы медленно двигались по пустынным улочкам; когда Элис не могла справиться со слезами, она выключала зажигание. — Одна связка есть у меня, другая — у домработницы Джета. Это, пожалуй, и всё.

— Ассистенты? Друзья? Постоянные партнеры?

— О, ассистенту нечего было делать в его квартире. Из друзей мог иметь ключи разве что Йен. А постоянные партнеры... Таких попросту не было. Джету не удавались никакие отношения, кроме совсем мимолётных. Все его время принадлежало работе.

Элис всхлипнула. То, что с заднего сидения мы не видели её лица, было очень кстати.

— Вы в курсе сделки, которую вчера обсуждал ваш брат?

— Сделки? — Элис всхлипнула снова. — Не понимаю, о чём вы. До июня мы не планировали никаких приобретений…

Шерлок нахмурился.

— Очень похоже на то, что мистер Рукасл вчера условился о продаже одной из картин, — пояснил я.

— О продаже? Но это невозможно. Такие переговоры длятся не один день, и Джет всегда согласовывает... согласовывал... предложенные условия с авторами, даже если работы были в его личной собственности. Нет. Вчера... между делом... с нетрезвой головой... ни слова никому не сказав... Уверяю вас, нет.

— Имя Вайолет Хантер вам о чём-нибудь говорит?

— Нет. Кто это?

— Неизвестная, написавшая мне примерно через час после смерти вашего брата. Заподозрившая, что у него большие проблемы. Знавшая, что он ушёл без пальто — и, не исключено, одна из последних, кто видел его живым. Она обмолвилась о готовящейся покупке.

Мисс Рукасл надолго умолкла.

Мы выбрались на Брикстон-Хилл и теперь ехали быстрее. Туман рассеялся; дорогу с обеих сторон обступили раскидистые деревья. Справа за зеленой стеной парка высилась ветряная мельница, уцелевшая в черте Большого Лондона не иначе, как чудом.

Не доехав до нее, Элис несколько раз круто свернула, и мы остановились.

Галерея Джетро Рукасла располагалась в здании викторианской постройки, сохранившем старинный облик, но полностью перепланированном внутри. Выставочным залом стал целый этаж; добиться непрерывности пространства там, конечно, было невозможно, и длинный ряд арок причудливой формы делил его на части, создавая впечатление камерности. Насколько я мог судить, некоторые инсталляции разместились внутри с большим трудом.

Вход был закрыт. В здании собирались сотрудники; ассистенту Рукасла Шерлок сразу же поручил проверить счета на предмет возможных перечислений, службе безопасности — подготовить вчерашние записи камер. Затем Элис повела нас наверх, в арочный лабиринт.

— Есть только один экспонат, с которым Джет мог решить дело так быстро, — неуверенно сказала она. — Это "Борей". Он сам — его автор.

Шерлок с неудовольствием свел брови.

— Ваш брат писал картины?

— Непохоже, да? — Элис снова прерывисто вздохнула и вытерла слезы. — В том и дело, что не писал. Мой брат был исследователем и преподавателем, немного — критиком, немного — коллекционером. И ничего не рисовал почти десять лет, даже в шутку. Говорил, что не испытывает желания. Говорил, что теперь уже не сумеет, даже если захочет. Говорил, что ему дано ровно столько таланта, сколько нужно, чтобы сознавать, как этого мало... И вдруг привез "Борея". Сказал, что писал его весь февраль. В секрете от всех. Знал один Йен, а мы изумились, когда Джет включился в экспозицию вместе с друзьями... Вот, взгляните.

Мы остановились.

"Борей" был размещен в одном из угловых тупиков лабиринта, где недоставало и яркости искусственного освещения, и внимания видеокамер. Когда чуть позже в записи с единственного нацеленного на картину объектива обнаружился дефект, соседние точки обзора ничем не смогли этого компенсировать.

Филигранно выписанное темперой полотно отвечало известному мифическому сюжету о скульпторе и скульптуре. Почти всё пространство холста занимала высеченная из мрамора фигура: ветер, оживший в человеческом теле и застывший в камне. Он полулежал, опираясь на руки, на перилах винтовой лестницы, вместе с которой был изваян: торс атлета, ледяное лицо с чеканными чертами, всколыхнувшиеся от движения пряди волос — и змеиный хвост, повторявший изгиб перил, образуя что-то вроде воронки. На её краю, заворожённо и тревожно глядя на изваяние снизу вверх, сидел подросток, почти ребёнок, с резцом в руке. Обе фигуры обступала душная темнота; сверху струился неяркий свет, в лучах которого плясала пыль.

— Потрясающе, — сказал я.

— Это портрет Йена, — из-за спины пояснила Элис Рукасл. — И буквально, и вообще. Портрет пугающего дара.

— Йен — это друг? — спросил я, опасаясь, что Шерлок спросит бестактнее.

— Йен — это Йен Толлер, — ответила Элис. — Да, друг.

— Йен Толлер — очень известный представитель современного искусства, — начал объяснять я, благо, что ухаживания за Сарой, а потом — за Дженет быстро вернули мне способность ориентироваться в выставочном Лондоне. — Лауреат премии Тёрнера и участник скандальной выставки...

— Я знаю, — прервал Шерлок. — Я послал Майкрофту на прошлый день рождения его инсталляцию с жемчугом и презервативами.

— Йен никогда не сотрудничал с моим братом: "Медные буки" ему категорически не подходили. Но ещё со времен колледжа Джетро был его близким другом... Я догадываюсь, о чём вы думаете. Нет — Йен абсолютно гетеросексуален и четыре раза только женился. Если начистоту, то, наверное, это обстоятельство и проехалось катком по всей личной жизни моего брата. Он болел и самим Йеном, и его талантом. Не было ничего, что он не сделал бы для них, если бы потребовалось. Но, несмотря ни на что, Йену удавалось с ним очень ровно общаться: у них был один круг друзей и пересекающиеся рабочие знакомства, они часто встречались, проводили время, вместе путешествовали. Джет был шафером на всех свадьбах Йена, а Йен перекантовывался в его брикстонской квартире каждый раз, когда вдребезги ссорился со своими женщинами...

— Не очень-то это милосердно, — не удержался я.

Элис печально улыбнулась.

— Да уж. По-моему, Йену немного нравилось, что его так мучительно любят... Хотя он, конечно, не был ни в чем виноват. Но я-то, разумеется, все равно относилась к нему гораздо хуже, чем мой брат, и совсем не испытывала восхищения. Впрочем, вряд ли это важные вещи...

— Важные, — хмуро кивнул Шерлок.

— Я хотела сказать о другом. Вчера вечером здесь, у "Борея", Джет очень долго говорил с каким-то человеком. Я не знаю, о чем, и в голове не укладывается, что речь могла идти продаже — так не бывает. Но в порядке невозможного — единственный момент, когда Джет мог всерьез что-то обсудить... до исчезновения с вечеринки...

— Это была женщина?

— Нет. Мужчина. Я обратила на него внимание ещё и потому, что он был одним из немногих, кого я не знала. Сами понимаете, экспозиция собрана из работ друзей, обстановка на открытии была почти домашняя. Видимо, он пришел с кем-то.

— Вы его рассмотрели?

— Не очень хорошо. Он был примерно моего роста, в светлом костюме, брюнет... или шатен... — Элис смутилась. — Джет разговаривал с ним не меньше получаса, я три раза успела пройти мимо. И почти уверена, что речь шла о картине. Оба смотрели на неё.

Шерлок нахмурился еще больше.

— Может, след Вайолет Хантер нужно искать на вечеринке? — предположил я.

— Вряд ли, — вздохнула мисс Рукасл. — Дело было в новом клубе в получасе езды отсюда, в Ламбете. Без посторонних. Джет всё время был с Йеном, я даже не поняла, в какой момент он исчез. Я оставалась до конца и только утром увидела, что пальто он не забирал...

Её губы снова задрожали.

— Во сколько ушёл Толлер? — спросил Шерлок.

— Около часа. Это точно — он со мной попрощался.

— Где он живёт?

— Неподалеку от London Eye. Я могла бы вас отвезти.

— Нет, — Шерлок прикрыл глаза. — Вам нужно уснуть. Только напоследок помогите нам ещё раз.

Дорога к фешенебельному кварталу, где в двухуровневых апартаментах под самой крышей жил Йен Толлер, заняла около часа. Шерлок считал мили и прикидывал, сколько времени на такое расстояние пришлось бы ночью.

Едва ли мы договорились бы о встрече с такой лёгкостью без звонка Элис. Йен Толлер открыл нам дверь взъерошенным и помятым, в домашнем халате и со стаканом шипучего анальгетика в руке. Джетро Рукасл ничем не польстил своему натурщику: широкоплечий и на полголовы выше Шерлока, Толлер держал себя в хорошей физической форме и выглядел не менее впечатляюще, чем высеченный из мрамора Борей. Безупречную правильность черт его лица не могла скрыть даже похмельная одутловатость. И только мимика Толлера вживе не вызывала того чувства, что запомнилось мне у полотна — ничего иномирно далекого и космически бесконечного не было в его отстранённости.

Арктический ветер стоило бы писать с Шерлока, подумал я. И сам удивился этой мысли.

— Пытаюсь привести себя в приемлемый вид, — тем временем пояснил Йен Толлер, упавший в кресло и жестом пригласивший нас последовать его примеру. — Поеду к Рукаслам. А вы, стало быть, и есть те частные детективы, которых наняла Элис?

Он произнес это с заметным пренебрежением, хотя видно было, что одежда Шерлока его впечатлила.

— Да, — кивнул тот, против обыкновения пропустив мимо ушей все неточности: что детектив из нас только он один, притом не частный, а сотрудничающий с полицией, и что Элис его, строго говоря, не нанимала. — А вы разве не ушли с вечеринки довольно рано?

— Ну да, ушел. И так настроения не было никакого, а уж после полуночи, когда Джет исчез не хуже Золушки... Я протянул там ещё почти час — и отчалил. Дома был уже около двух ночи, жена может подтвердить.

— В этом нет никаких сомнений, — кивнул Шерлок. — Мистер Толлер, я хочу прояснить всё, что возможно, насчет последних часов жизни вашего друга. Что он делал, с кем говорил, что отвечал по телефону и прочее в том же духе. Особенно меня интересует Вайолет Хантер и любые разговоры о продаже любой картины из галереи. Что-нибудь припоминаете?

Толлер помолчал, играя желваками. Мне показалось, что вопрос удивил его не слишком приятно.

— Да какие же разговоры о продаже на вечеринке? — ответил он, наконец. — Если только с тем коротышкой в "Буках". А Хантер — нет, не припоминаю.

— Что за коротышка? — Шерлок подался вперед и тут же откинулся на спинку кресла. Почти уверен, что он удержал очень знакомую мне удовлетворенную полуулыбку.

— Какой-то хлыщ. Довольно смазливый. С безвольным подбородком и взглядом телёнка. Откуда он взялся, не знаю. Донимал Джета с полчаса, не меньше.

— Вы слышали, о чем шла речь?

— Краем уха. Обычные разговоры с поклонником. Неужели всё это может сыграть какую-то роль? Ведь ясно же...

— Не дадите мне автограф? — записная книжка оказалась в руках у Толлера раньше, чем тот успел договорить. — Извините, что отняли время. Нет, вероятно, я ошибся и значения всё это не имеет. Что ж. Сконцентрируемся на отработке главной улики.

— Улики? — переспросил Толлер.

Шерлок кивнул.

— Мне удалось обнаружить отпечатки двух пальцев. На стене за металлической подставкой для моющих средств; очевидно, один из грабителей — левша, стиравший следы — незаметно для себя коснулся пластика сквозь решётку подставки, когда брал в руки бутылку. Мне удалось снять один из отпечатков, и уже ясно, что это не пальцы Рукасла или его домработницы. К сожалению, я не имею полномочий полиции по сбору вещественных доказательств, но завтра привезу в Брикстон штатного инспектора, чтобы второй отпечаток сняли и зафиксировали по всем правилам. Уверен, что рано или поздно личность его владельца установят.

— Будем надеяться, — согласился Толлер, и мы пожали друг другу руки на прощание.

— Итак, — сдержанно подытожил я в лифте. — Он левша высокого роста, и у него нет левого нижнего клыка. Надо полагать, твоё внезапное желание получить автограф вызвано именно этим? Или всё-таки той инсталляцией для Майкрофта?

Шерлок едва заметно усмехнулся.

— Еще у него есть ключи от квартиры Рукасла, хотя он никогда в этом не признается. И нет алиби — слова жены я достаточным подтверждением не считаю. Не исключено, что она даст любые показания, каких он захочет. Также не исключено, что она и в самом деле видела его дома около двух — не носит же он, в конце концов, те ключи при себе. Рукасл, по-твоему, убит в половине четвёртого. Времени было достаточно.

— А зачем, ради бога, тебе понадобилось врать про отпечатки?

— Затем, что нет ни одного прямого и веского доказательства его причастности. Максимум того, что я мог бы — найти следы моющего средства из квартиры Рукасла на рукавах его вчерашней рубашки. Это ничтожно мало.

— И теперь...

— Теперь всё недостающие доказательства он сможет предоставить сам.

...

Задержание Йена Толлера вписало в историю наших с Шерлоком приключений весьма драматичную страницу. Опираясь на предположение, что подозреваемый не рискнёт явиться в Брикстон до наступления темноты, оставшуюся часть светового дня мы провели в приготовлениях. В квартире Джетро Рукасла установили три скрытых камеры, но рассчитывать на них не приходилось, поскольку едва ли Толлер рискнул бы включить освещение. Нам предстояло задержать его на месте.

Мы обосновались на первом этаже соседнего дома и коротали время за холодными сосисками. "Я благодарен тебе за помощь, Шерлок, — говорил Лестрейд примерно один раз в сорок минут, — но лучше бы тебе не ошибиться в расчёте!" Наступившая ночь перетекала в день рождения его жены. К тому, же платить инспектору сверхурочные никто не собирался.

Час Икс пробил далеко за полночь. Толлер появился со стороны Брикстон-роуд; он шёл пешком, шагая уверенно и быстро, как человек, спешащий домой. Со стороны его поведение выглядело очень естественно: он взбежал на ступени у дома 97, ощупью нашел в кармане связку ключей и без малейших затруднений отпер единственный уцелевший замок. Того необычного обстоятельства, что в двери зияли отверстия от ещё двух замков, вырезанных для исследования, сторонний взгляд заметить не мог бы.

Ради большей убедительности наших показаний решено было, что в дом вслед за Толлером войти должны Лестрейд и я — военный врач, давший присягу и не имевший в послужном списке никаких столкновений с законом, разве что штраф из-за граффити. Мы оказались у порога спустя всего пару минут; дверь была заперта изнутри, но инспектор позаимствовал ключ из кармана пальто Джетро Рукасла.

Едва мы попытались сдвинуть её с места, как послышались звон и грохот: Толлер подвесил к ручке большую вазу, чтобы её падение предупредило его о вторжении. Уже через миг мы пришли в себя и вбежали внутрь — но только чтобы увидеть, как его огромная фигура исчезает за окном с той стороны улицы, где для подстраховки должен был находиться один Шерлок.

Мы бросились следом. Я уже прыгал в оконный проём, когда Толлер врезался в Шерлока с мощью локомотива. Оба они покатились по земле; я с ужасом ждал, что мой друг не сможет подняться. Но он вскочил на ноги первым, и Толлер накинулся на него с бешенством отчаяния. Невозможно было разглядеть, безоружен он или снова прихватил что-нибудь с кухни Рукасла; Шерлок уклонился от пяти или шести ударов, сдвинувших бы с места грузовик, и ещё столько же успешно блокировал — и только тогда я сумел повиснуть на плечах Толлера, оттягивая на себя часть его разрушительной ярости. Он закружился, пытаясь то ударить меня затылком в лицо, то впечатать в стену; этой заминки Шерлоку хватило, чтобы оглушить его прямым в челюсть, а я почти сразу же сумел нащупать сонную артерию.

Толлера повело и подкосило. Мы навалились втроём; Лестрейд щёлкнул наручниками.

— Какого чёрта вы меня преследуете? — спросил пойманный, немного отдышавшись. — Я ничего не сделал!

— Кроме попытки уничтожения вещественных доказательств на месте убийства, — задыхаясь, поправил я.

— А что я уничтожал? — неприятно усмехнулся тот. — Так, зашёл кое за чем из своих вещей.

— Вы проникли в чужое жилище при подозрительных обстоятельствах, — кивнул Лестрейд. — Ваши действия требуют разъяснений. И дают достаточный повод для того, чтобы изъять из вашего дома вчерашнюю одежду. Любая находка на её рукавах, будь то кровь или следы моющего средства из квартиры убитого, будет теперь иметь совсем другой вес.

— Вы всё равно ничего не докажете. Я невиновен. У меня нет мотива, у меня есть алиби! И я ничего не скажу в отсутствие адвоката!

— У вас есть мотив, — возразил Шерлок, разминая сбитые пальцы. — Вы убили Рукасла из ревности. И вам нет нужды ничего говорить — я сам могу рассказать, как это произошло.

Толлер презрительно хмыкнул.

— Вы приехали для серьёзного разговора и довольно сильно нервничали; к приходу Рукасла успели как следует напиться. Рукасл вернулся домой не один и в чужом пальто: скорее всего, с романтический прогулки под дождём и, скорее всего, тоже нетрезвым. Его спутник, очевидно, мок в костюме; оба, очевидно, вели себя не слишком сдержанно. Почти наверняка они собирались подняться в квартиру и продолжить, но Рукасл издалека увидел свет в окнах. Его спутник не счёл нужным входить, раз к партнеру кто-то приехал в такое позднее время, и у двери они простились. Джетро поднялся к вам; о чем бы ни зашёл разговор, его ответы взбесили вас. Вы убили непредумышленно, в припадке гнева.

Повисла тишина.

— Мне неясно только одно, — произнёс Шерлок, чуть помолчав. — За минувшие десять лет это был далеко не первый случайный любовник вашего друга. Почему его мимолетные отношения не волновали вас раньше и довели до убийства теперь?

Толлер медленно выдохнул.

— Это была не мимолетная связь, — хрипло проговорил он. — С первой секунды. Тот парень... скользкий тип с влажным взглядом, повадками рептилии и мелкими зубами... в жизни не встречал менее приятной внешности... Это невозможно объяснить. Он стоял у "Борея" бог знает сколько, как приклеенный, и когда Джет подошёл к нему, повернулся так, словно... Так, словно Джет — уже его. Понимаете? Обычный офисный клерк, какой-нибудь десятый помощник в адвокатской конторе... А держался так, словно только что снял королевскую мантию, но из расположения к Джету не будет этого показывать! И Джет в самом деле стал его — с первого взгляда. Они даже не представились друг другу... Он просто сказал: "Какой ветер! Верно, что ветер — символ желаний?" И Джет кивнул. "Да, ветер дышит, где хочет. Самые близкие вещи — ветер, желание и свобода". А он... чёрт возьми... "Пустынные ветры стонут над северным морем стылым, пустынные ветры бродят над западным алым краем, пустынные ветры свищут в воротах Небес, и свищут в воротах Ада, и гонят души, как клочья дыма; о сердце, сражённое ветров ордою неукротимой, что слаще сиянья свечей в изножье Девы Пречистой!" Вы когда-нибудь слышали, чтобы офисные клерки декламировали, полузакрыв глаза, со страстью ведущего актера на лучшей сцене мира?

Толлер замысловато выругался сквозь зубы. Я поймал себя на том, что чувствую непреодолимое отвращение.

— Он спросил, не я ли позировал. А Джет ответил: "Пожалуй, да," — как будто то ли я, то ли нет, и как будто это ничего не значит! А знаете, почему он вообще смог хоть что-то написать? Ему посоветовали выговаривать его одержимость, и он предпочел выплеснуть её в красках — а я целый месяц добровольно принимал в этом участие!.. И потом они с тем типом ещё сорок минут болтали чёрт знает о чём. Джет искал в записной книжке собственный номер, тот воспроизводил его по памяти с начала и с конца, и оба смеялись, как идиоты. "Поедем в клуб?" — "Я сейчас не могу..." Да если бы не телефонный звонок этому планктонному королю, они поехали бы домой прямо оттуда!

Меня уже почти тошнило.

— Я едва не перекрестился, когда он ушёл. Но не прошло и пары часов... Откуда он узнал, где мы будем, я представления не имею. Но, видимо, к полуночи дела в адвокатской конторе закончились. Мы с Джетом всего на минуту выбрались перекурить, и тут... "Тебе здесь не скучно? Я видел по дороге настоящую мельницу..."

Дослушивать я не стал. Машина Лестрейда была припаркована в шести кварталах, ночь выдалась холодная, а пальто Шерлока осталось в доме напротив. Не хватало мне ещё доподлинно узнать, как именно на дурной характер страдающего от вынужденного безделья социопата влияет высокая температура.

Так и закончилось расследование дела об убийстве владельца "Медных буков". Насколько мне известно, Йен Толлер впоследствии отказался от признания и отрицал свою виновность. Суд над ним начнется в середине июня.

Элис Рукасл много раз пыталась связаться с Шерлоком, чтобы отблагодарить за помощь в раскрытии убийства брата, но ни разу в этом не преуспела. Дело кончилось покупкой посудомоечной машины для миссис Хадсон, запонок для инспектора Лестрейда и двух билетов в Национальный Театр.

Спустя неделю после открытия дружеской выставки выпускников Королевского Колледжа Искусств в "Медных буках" произошла кража со взломом. Увы, перестроенным викторианским особнякам не слишком хорошо подходят современные средства обеспечения безопасности. Глубокой ночью через окно второго этажа в выставочный зал пробрался неизвестный — к счастью, сигнализация, хоть и с задержкой, сработала, так что похищен оказался только размещённый на ближайшей стене "Борей" Джетро Рукасла. Остальные полотна уцелели.

Единственным тёмным пятном в этой истории остается записка от Вайолет Хантер. Несмотря на все усилия, не удалось обнаружить никаких следов этой женщины. IP-адрес, с которого пришло её сообщение, оказался принадлежащим ночному кафе на окраине Кенсингтона, и, боюсь, эта загадка останется без ответа теперь уже навсегда.


***

Ставлю последнюю точку и наконец-то с полным правом поджигаю сигарету.

М-м-м. В ушах сразу начинает звенеть.

Отправляю написанное. Засекаю время. Запускаю веселую программку — теперь эта запись будет появляться в блоге Джона Уотсона ровно на одну минуту через каждые шестьдесят.

За окном редеет темнота. В предутренние часы добропорядочные блоггеры спят особенно крепко.

С тех пор, как один неуёмный консультирующий детектив — назовём его для краткости Икаром — перешёл границу совместимой с жизнью известности в криминальном мире по обе стороны Атлантики, и платой за право вывести его из игры для весьма известного в британском правительстве человека (назовём его для краткости Королева-мать) — стала новая жизнь для одного очень кстати пойманного консультирующего преступника, прошло полгода. Блог Уотсона печально заброшен. Добрый доктор не открывал его с того самого горестного дня, и все его читатели давно разбежались. Кто сюда заглянет.

Ведь заглянет же непременно в своих вынужденных скитаниях. Если я хоть что-нибудь понял.

Кого заинтересует странный сбой в работе сервера. Кто прочтёт скрытое послание в простодушном рассказике на три страницы.

"Приходи играть, неосторожный крылатый мальчик. Теперь ты знаешь время и место".

Это гораздо проще, чем искать тебя по всему миру.

У меня даже готов подарочек в честь нового знакомства. Привет от одного дивного латентного художника, которого я нечаянно сделал мёртвым, и одного дивного латентного собственника, которого я нечаянно сделал убийцей. П-ф-ф. Вот ведь планида: шагу нельзя ступить, чтобы не вляпаться в преступление. Скука, ей-богу.

Но уверен, подарок ты оценишь.

Я и сам от него без ума.

Видел бы ты эти краски. Этот свет и эту пыль: если долго смотреть, как она играет в косых лучах, в самом деле можно свихнуться.

Видел бы ты этот развевающийся, змеящийся, напряжённый мрамор. Люблю его... Нет, не так. Люблю этот контраст между живым и мёртвым. Люблю этот Ветер — желание, мечту, тайну или бог весть что ещё, скрытое в человеческом сердце. Сокрушительный дар этого ребёнка. И его самого — с его критическим и одновременно очарованным взглядом... Особенно трогательно то, что не понять, мальчик он или девочка.

Приходи, он твой.